Василиса все-таки не удержалась и встряхнула мать.
— Зачем? — Та с силой отпихнула ее руку. — Да чтобы тебе не досталась после моей смерти! Ты мне всю жизнь испоганила, всю старость! А до этого сколько из-за тебя позора приняла!
— Из-за меня? — оторопела Василиса.
— Ненавижу тебя! — орала мать, не слушая. — Ты не дочь, а ехидна, моей смерти всегда хотела!
— Да мы же теперь с голоду умрем, мы же на те деньги жили! Мне придется идти на работу, а тебя сдам в психушку!
Мать злобно рассмеялась и выставила Василисе корявую фигу. И та поняла, что мать права, никуда ее не возьмут, там и одиноким старикам мест не хватает, а тут дочь родная имеется.
— Люди! — вдруг заорала мать. — Помогите! Она меня убивает! С ножом на меня идет!
А сама смотрит хитро так, злорадно.
И тогда Василиса ударила мать по щеке, чтобы не видеть больше этого выражения злорадной ненависти.
Мать замолчала и скорчилась на стуле испуганно, что ничуть не разжалобило Василису.
— Что делать? — спросила она себя.
И тут в голове всплыла икона. В самом деле, вот что ее спасет. Конечно, она сказала тетке, что пожертвует икону церкви, но сейчас явно не тот случай. Нужно продать икону, это поможет поправить дела. Заплатить Линке… Сколько она сказала? Сто тысяч? Иначе они с матерью умрут с голоду или же она, Василиса, просто повесится от тоски и безнадежности. Ничего, Бог простит!
В ювелирном магазине Паперного негромко звякнул дверной колокольчик.
Борис Семенович оторвался от изучения курса валют на московской бирже и увидел в дверях женщину неопределенного возраста, в длинной бесформенной юбке, трикотажной кофточке горчичного цвета и платочке оттенка «жуть зеленая». Женщина оглядывалась по сторонам с испуганным удивлением, как оглядывался бы обитатель тропических лесов Новой Гвинеи или таежной заимки Лыковых, случайно попав на гамбургскую компьютерную выставку.
— Дама, что вам угодно? — проговорил Паперный, решив прийти на помощь растерянной клиентке.
— Я… мне… да… — мялась та.
— Может быть, вы хотите купить нательный крестик? — предположил Борис Семенович, оценив внешний вид посетительницы. — У нас есть крестики на любой бюджет — серебряные, золотые… опять же, большой выбор цепочек…
— Нет, не то… крестик у меня, конечно, есть…
— Ну, тогда, может быть, образок… есть очень хорошие, с чернью, зернью, на перегородчатой эмали…
— Нет, не то…
Женщина взяла себя в руки и решительным шагом подошла к прилавку, перегнулась через него и страшным шепотом обратилась к Паперному:
— Мне ничего не нужно покупать… но у меня к вам дело, важное дело…
И тут Паперный узнал эту женщину.
Вообще, Козловск — город маленький, там почти все друг друга знают, и если Борис Семенович не сразу узнал эту посетительницу, то только потому, что она обладала на редкость невзрачной и непримечательной внешностью, и ее трудно было узнать, даже если вы только что с ней встретились.
— Василиса… простите, не помню отчества… — проговорил Паперный смущенно.
— Тсс! — зашипела на него женщина. — Это не я! То есть даже если это я, вы меня все равно не знаете!
— Как скажете… — скривился Паперный. — Так что у вас за дело? И если можно, побыстрее. Я собираюсь обедать.
— Я хочу кое-что продать.
— Но почему вы обратились именно ко мне?
— Потому что я не знаю других богатых людей.
— Ну, слухи о моем богатстве явно преувеличены… вот ваша тетушка… она действительно была богата…
— Тсс! — снова зашипела Василиса. — Вот о ней лучше не нужно говорить!
— Понятно, — отозвался Паперный, хотя на самом деле ничего не понял. — Так о чем, собственно, речь?
— Об иконе! — прошептала Василиса страшным шепотом. — Об очень дорогой иконе. Московская школа, шестнадцатый век… или семнадцатый. Очень знаменитый иконописец. Какой-то Иоанн. Серебряный оклад, все как положено… но давайте я вам ее покажу, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…
— Икона? — переспросил Паперный и с сомнением пожевал губами. — Вообще-то я интересуюсь иконами и неплохо разбираюсь в них, но не уверен…
— Да вы на нее только посмотрите!
— Ладно, покажите, что там у вас… вы меня действительно заинтриговали…
Василиса расстегнула свою сумку, полезла в нее, достала доску, завернутую в несколько газет «Козловский вестник», развернула и торжественно положила на прилавок.