Здоровой рукой он продолжал скрести руку, поднявшую его с земли. Оба бойца были одного роста, но толпа ахнула, когда ноги разбойника поднялись над землей. Это было бы легко списать на помощь доспехов, но отсутствие латных рукавиц развеивало этот миф.
Сигурд был настолько силен, что сам поднял его.
По спине Антея пробежал неприятный холодок. Его братом овладел демон.
Он видел, как пальцы смяли гортань Гельнара, а потом, дергающееся тело рухнуло на камни, заливая их кровью.
Сигурд отбросил выдранный из живого тела кусок мяса и нагнулся, подбирая с земли нож, рассматривая трофей, а затем прицепил его к свободному креплению на своем поясе.
Он поднял лицо вверх, глядя на своего господина.
Тот, сохраняя невозмутимое выражение лица, высокомерно кивнул, одобряя расправу.
Толпа, словно ожидавшая этого жеста, радостно завопила и зааплодировала.
Антей поспешно пробрался сквозь людское сборище, радовавшееся пролитой крови, словно самому сладкому зрелищу на свете. Его слегка затошнило. Конечно, он и сам убивал и понимал, что убийцу бы все равно казнили, но вот так, разрывая на части… Ни один человек не мог так убивать.
Он, наконец, добрался до оставленных у дверей ведер с водой. Стоящая в тени, она еще не успела нагреться, но уже и не обжигала холодом.
Подхватив одно, он опрокинул его на себя. Не помогло. Перед глазами еще стояла картина пролившейся крови. Он вновь набрал воды, на сей раз ледяной. Задержав дыхание, он поднял емкость, но не успел вылить на себя ее содержимое.
Знакомый рык заставил его вздрогнуть.
- Эй, раб. Подойди сюда.
Он обернулся. В пяти шагах от него стоял Сигурд. С левой руки все еще капала, не успевшая свернуться, кровь.
- Плесни-ка воды.
Он подставил руки и с ожиданием посмотрел на замершего Антея.
========== Глава 17. Предавший братство. ==========
Антей неподвижно застыл, с ужасом вспоминая слова Рагнара, принуждавшего его держаться подальше от брата.
Тот нетерпеливо шагнул вперед.
- В чем дело, раб? Долго мне еще ждать?
Чувствуя в голосе растущую злобу, Антей нерешительно приблизился и поднял свою ношу так, что вода потекла на землю тонкой струйкой, разбрызгиваясь о камни.
Хмыкнув, молодой хозяин стал с брезгливым выражением лица ожесточенно оттирать кровь с перчатки, не снимая ее с руки. Удовлетворившись результатом, он убрал руки.
- Хватит.
Он отряхнул руки и снова взглянул на раба.
Тот, опасаясь, что брат его узнает, опустил глаза.
- Я видел, как ты таращился на нас. Смотри мне в глаза, падаль.
Антей с трудом поднял голову.
- Что он тебе сказал?
Покрываясь потом под взглядом человека, когда-то звавшего его братом, он нехотя ответил.
- Он назвал меня псом, господин.
Губы Сигурда искривила ухмылка.
- Это он точно подметил. Ты отличный пес. Послушный и сильный, к тому же неплохо дерешься. Пожалуй, стоит дать тебе имя, хотя, рабу и не положено. Будешь зваться Волкодавом. Нравится имя?
Он выжидающе взглянул на Антея, но тот снова опустил голову.
- Как вам будет угодно, господин.
Он услышал, как со свистом вырывается сквозь сжатые зубы воздух. В горло уже знакомой стальной хваткой вцепилась рука. Даже мокрая кожа перчатки не скользила в смертоносном захвате. Сигурд прошипел:
- Кто позволил опускать голову? Отвечай, как положено. Я спросил, нравится ли тебе это имя.
Он еще раз тряхнул раба, утверждая свое превосходство.
Антей придушенно прошептал:
- Да, господин.
Удовлетворившись ответом, Сигурд какое-то время еще медлил, внимательно всматриваясь в глаза раба в поисках лжи, но потом разжал пальцы.
Горло саднило и руки так и тянулись размять его, но Антей стоял, борясь с собой, и с непритворным отчаянием смотрел на человека, бывшего когда-то его братом.
Всегда сдержанный и уравновешенный, он никогда не опускался до запугивания и излишней жестокости.
И все же…
Когда Сигурд уже уходил, на его лице застыло знакомое выражение легкого разочарования. Ждал ли он, что, обезумевший от боли и страха, раб, станет сопротивляться? Хотел пролить еще кровь, не успокоившись после такого короткого и неравного поединка? Или он узнал его?
Такая же тень неудовлетворенности появлялась на его собственном лице после учебных боев, в которых он неизменно повергал любого противника, подобранного ему наставником.
Всех, кроме одного. Хотя, он так и не признал своего поражения
Там, в цитадели Воронов, претенденты на гордое звание рыцаря долго и упорно тренировались.
День за днем, год за годом, меняя детские короткие мечи, игрушечные и грубо сделанные, на деревянные тренировочные, весом зачастую превосходящие боевые. И в самом конце, приближаясь к долгожданному порогу совершеннолетия и совершенства владения собой и оружием, они получали настоящее оружие.
Да, клинки Воронов, кустарные и грубоватые, были гораздо хуже оружия Волков, разнообразного, искусно выполненного из лучших материалов. Но отличались они не только этим. В них была душа.
Там, в их прошлом, каждый мальчишка с завистью провожал взглядом такое оружие. Это был предел мечтаний.
Каждый клинок был результатом долгого и упорного труда. Не важно, кто его делал – сам владелец или же он заказывал его более опытному собрату, в каждый меч, кинжал, даже нож – вкладывалась душа мастера. Это было обязательным условием сотворения металлического чуда.
Единственным этапом, когда металла не касались руки человека, было литье железа в формы для заготовок. Потом эти заготовки тщательно ковались и закалялись, затачивались и полировались до поистине зеркального блеска поверхности.
Каждый клинок, в конце концов, требовалось как-то украсить. В братстве не было и не должно было быть, согласно кодексу, двух одинаковых орудий убийства.
В ход шла чеканка рисунков, рун, символов, имен. Разнообразной была и отделка рукоятей. Каждый воин подвешивал к оружию какой-то мелкий амулет, вроде тех колечек на ноже убитого дикаря, который висел сейчас на поясе Сигурда. Если бы не они – возможно, что он и не вспомнил бы о своем позорном проигрыше.
Так же, как рождалось оружие, рождались будущие воины. Их тела и души ковались из простых, детских, в душных тренировочных залах крепости, на промозглых ветрах горных вершин, окружающих цитадель, в пыльных пустошах далеких чужих краев, где не было ни единой человеческой души и в огне яростных схваток насмерть с отрядами таких же претендентов из других крепостей, пробовавших силы соперников, не считаясь с потерями среди еще непосвященных мальчишек.
Его посвящение сильно запоздало, но, хотя он не был рыцарем, последние годы в братстве прошли для него в постоянных стычках, где он бился на равных с рыцарями. Его выбор – пройти посвящение вместе с братом – уважали, но он уже давно доказал, что достоин будущего звания.
С самого первого дня в крепости Ворона он подавал большие надежды. Верная рука и острый ум сделали его опасным противником для сверстников и даже тех, кто был старше него. Ему пророчили место во главе братства, но эта мысль совершенно не грела его душу. Он не любил пыльную тишину помещений замка. Его тянуло прочь, за каменные стены, под бескрайнее небо, под низкий полог запретных дремучих лесов – пусть даже к волкам. Даже смертоносные горные лабиринты привлекали его больше, чем обязанность принимать решения за несколько сотен собратьев. Его стихией был бой, а не долгие размышления. А вот Сигурд был абсолютно другим.
Антей не раз встречал его в библиотеках замка и за разговорами с наставниками. Каждый раз он тихо удалялся, не решаясь вмешиваться. Но, несмотря на такую приверженность, его брат владел оружием не хуже его самого.
Как и Антей, он превосходил способностями ровесников. В конце концов, решением старших рыцарей их поставили друг напротив друга, чтобы в спарринге выяснить предел возможностей каждого. Пять лет разницы не смущали никого, кроме самого Антея, но это было лишь до начала состязания. Бой по правилам проводился в полных доспехах, но с деревянным тренировочным оружием, и с первых ударов Антей понял, что ему попался тот самый, достойный противник, которого, до сей поры, не находилось.