'Интересно, а мой пассаж с поднятием войск вечером двадцать первого июня как-то повлиял на ход войны?', - внезапно пришла мне в голову мысль. Увы, из памяти точных дат выцарапать я не смог, просто вспомнил, что от Кобрина до Мозыря фашисты шли два месяца.
Обвешанный амулетами я не боялся ни бога, ни чёрта (хотя в груди ледяной камешек покалывал иногда, заставляя останавливаться и прислушиваться). Дважды призывал абмирутаруами и отправлял на разведку. И вот после второго призыва увидел в трёх километрах от себя небольшую вражескую колонну пехоты и техники. Шесть танков разных типов, восемь грузовиков и два бронетранспортёра, которые тащили за собой небольшие противотанковые пушки, а так же семь подвод с пехотой, которые тащили по паре лошадей. Впереди и позади отряда катили мотоциклисты.
Двигались они так спокойно, что у меня руки зачесались их наказать. И даже место есть впереди удобное, где дорога выходит на открытое пространство и спрятаться гитлеровцам будет негде.
Активировав амулет для тонуса тела, я помчался по лесу, торопясь выйти к месту засады. Лишнее снаряжение и оружие я бросил, забрав один пулемёт и немецкий карабин (на который переставил оптический прицел), патроны в ранце и пистолет с гранатами.
'Уф, едва успел, — радостно подумал я, заняв пригорок, с которого намеревался пройтись огненной метлой по немецкой колонне. Те появились через несколько минут, едва дав мне немного времени привести оружие к бою. — Так, защита активирована, невидимость и неслышимость тоже, отвод взгляда… всё супер'.
Бугорок был открыт всем взглядам, любой желающий мог убедиться, что там даже суслику негде укрыться, не то, что партизанам (если это движение уже началось) или красноармейцам. Представляю, как было велико их удивление, когда вдруг из ниоткуда полетели пули, пробивающие танковую броню!
Тад-да-да! Тад-да-да! Тад-да-да!
Я стрелял очередями в пять-десять выстрелов, после каждой, корректируя прицел. Из артефактного оружия, каким стал старенький МГ, стрелять было само удовольствие. Будто из пневматики или пейнтбольного ружья. Вру — ещё удобнее и легче!
Два грузовика превратились в огромные жаркие костры, ещё двум достались пули с рунами электричества, которые убили на месте без видимых следов половину личного состава в кузове. Следом зачадили два танка с короткими толстыми пушками, и тут же один из них эффектно взорвался, отбросив башню на несколько метров в сторону.
Представляю, как было страшно солдатам, которые видели смерть своих товарищей, мгновенное уничтожение тяжёлой техники и всё это в тишине. Правда, тишина стояла только первые секунды, потом её разорвал гул пламени, взрывы боеприпасов, скрежет разрываемого металла, лопающегося под ударами зачарованных пуль. А вскоре сюда вплелась истеричная пальба гитлеровцев, которые стали поливать свинцом все места, где им чудился враг.
Пулемёт одного бронетранспортёра даже причесал мой бугорок длинной очередью, напугав меня почти до мокрых штанов. Я в этот миг подумал, что амулеты разрядились, чары слетели, открыв меня взглядам врагов.
— Напугал, сука, — выдохнул я, когда понял, что очередь была сделана от страха, просто потому, что сюда удобнее стрелять. — На-а!
Я направил ствол МГ на угловатую коробку боевой машины и нажал на спуск, дырявя её и экипаж внутри. Потом перевёл оружие на группу залёгших у дороги пехотинцев и причесал их свинцовым гребнем.
А потом пулемёт смолк, хотя лента ещё не закончилась. Или мусор попал (что вряд ли, или ленту в приёмнике перекосило, а это уже куда вероятнее, частая болезнь у данного пулемёта). Перезаряжать не стал, вместо пулемёта взял в руки карабин.
И вновь после краткой передышки в гитлеровцев полетели пули. Причём, те самые пули, что сошли с конвейера германских заводов и из оружия, которое собрали германские мастера.
В эти мгновения, когда риска оптики ложилась на перепуганного стрелка, я совсем не чувствовал страха и отвращения, у меня не дрожали руки и не темнело в глазах. Тех дней, проведенных в деревеньке неподалёку, хватило, чтобы создать себе нужную установку в сознании.
Мне хватило десяти минут, чтобы уничтожить всю технику и убить больше половины пехотинцев. Кого было жалко, так это лошадей. Одна из них так надрывно кричала, получив шальную пулю, что я специально направил ствол карабина на неё и избавил от мучений.
Как только последний грузовик чадно вспыхнул, я отложил оружие в сторону и приготовился использовать магию. На очереди был очередной призыв абмирутаруами, только на этот раз мне была нужна мощь слепой стихии, желательно лесного пожара. И такой дух нашёлся спустя пять минут. Выполняя договор, он прошёлся огненным вихрем по дороге и вокруг неё, испепеляя траву, кустарники, ткань, выжигая кислород и убивая выживших людей смертельными ожогами.