Нет, ничего у него не вырисовывалось. Он вышел из ванной и в одном полотенце на бедрах прошелся по квартирке. Ничего не получалось. Ни тупо сидеть в исходной точке – клубе «****», ни придумывать на основании карнавального наряда незнакомки ее психологический портрет… Психологический портрет… Портрет…
И тут его осенило. Ведь он художник – значит, он должен написать ее! Написать!
…Все следующие десять дней Данилов посвятил тому, что работал над портретом незнакомки. Он рисовал ее такой, какой он ее помнил. Десять вечеров кряду после службы, а также все выходные он запирался дома, отключал телефон, питался сплошной пиццей – и работал, работал… Впервые за полтора последних года он пользовался не компьютером, а писал на холсте. Набрасывал эскизы… Он изображал ее такой, как запомнил: паранджа, прорезь для глаз, летящий изгиб руки… Наконец на одиннадцатые сутки он добился, чего хотел: девушка на портрете была неотличима от оригинала. Единственное, чего он боялся: что его память приукрасила ее.
Пока он самозабвенно работал, пошли и улеглись снега. У «жучка» сел аккумулятор. Данилов стал ездить на работу в метро. Оказалось, там ходит очень много девушек, и он напряженно всматривался в них. Дважды его сердце давало перебои: ему казалось, что это она. Он бежал следом, бесцеремонно хватал за руку, разворачивал, вглядывался… Разочарованно отступал, убегал, не извинившись…
Он попросил своего приятеля по училищу выставить портрет девушки на вернисаже у парка Горького. Продавцы на вернисаже жались под крышами деревянных павильончиков, пили много чая и водки. В павильоны задувала поземка. Покупателей было мало – в основном иностранцы. У них особым спросом пользовались матрешки и ушанки.
Знакомый посмеялся, но портрет незнакомки выставил. К изображению Данилов приложил объявление. Эту листовку он набрал на лазерном принтере в формате А2:
...
ПОРТРЕТ НЕ ПРОДАЕТСЯ!
РАЗЫСКИВАЕТСЯ!
WANTED!
Тот, кто узнал на этом портрете
свою знакомую (или тем более себя) —
пожалуйста, позвоните по телефону……
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ГАРАНТИРУЕТСЯ!
ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ! HELP! ПОМОГИТЕ!
Прошло еще четыре недели. Заказчик-армянин отверг первый вариант макетов, предложенных Даниловым.
Алексей купил новый аккумулятор, поставил зимнюю резину и снова стал ездить на «жучке». Еще четырежды он побывал в клубе «****» и раза три посетил другие клубы. На объявление с портретом откликались только шутники (или шутницы – последние, звоня ему, возможно, имели в виду нечто большее, чем просто розыгрыш). «Пират» с сожалением наблюдал за Даниловым и пытался знакомить его с «безотказными (по его словам) телками». Данилову это было неинтересно до отвращения. Рецепционистки-секретарши наперебой говорили Данилову, как он осунулся и похудел.
Подходило католическое Рождество. Все ждали Нового года. Народ сметал в магазинах подарки. Данилову было некому и нечего дарить – разве что духи маме. С двадцать пятого декабря по седьмое января в фирме, где он работал, объявили каникулы. Пират зазывал в Словакию кататься на лыжах. Данилов решил, что лучше поедет на старую родительскую дачу: будет топить русскую печь, в одиночестве спать, читать и писать.
На двадцать четвертое декабря в конторе наметили традиционную вечеринку. В этот раз она должна была пройти, в целях корпоративной экономии, не в ресторане, а прямо на рабочих местах. В шесть часов собрались в переговорной комнате. Столы блистали икрой, шампанским, рыбой, маслинами и апельсинами. Собрались всей фирмой: два содиректора – с русской и французской стороны, дизайнеры, «мэна’геры» (как в шутку называли здесь менеджеров по работе с клиентами), компьютерщики, курьеры, все четверо секретарш-рецепционисток. Данилов был хмур и бледен. Только сейчас он вдруг с безнадежностью понял, что поиски его ни к чему не приведут. Он впервые задумался о том, что ему надо забыть незнакомку. Ее поцелуй на его устах звучал уже слабым дуновением, словно давно забытый запах духов.
Откупорили шампанское. Директор с французской стороны произнес тост. Выпили. Ему ответил российский содиректор. Данилов впервые в жизни пил шампанское наравне со всеми. В голове с непривычки зашумело. «Пусть идет все к черту, – с мрачной решимостью подумал он. – Напьюсь!» После третьего тоста в комнате стало угарно. Разряженные сослуживцы заговорили наперебой. Стол подвергся разграблению. Данилов не принимал участия в общем разговоре. Он взял бутылку, подпер стену и молча подливал самому себе шампанского. Ему вспомнилась та бутылка, что он выиграл два месяца назад в клубе «****». «К черту, к черту, к черту! – злобно говорил он сам себе. – Забыть, забыть, пора забыть!» После четвертого или пятого бокала сослуживцы показались ему вдруг необыкновенно милыми. «Вот, к примеру, Пират. Пижон, конечно, и нахал, но, в сущности, хороший парень; между прочим, добрый и ранимый… А вот девушки-секретарши: принарядились все к празднику, наслаждаются обществом и мужским вниманием, – как они хороши! Может, приударить за кем-то? Что я в самом деле живу анахоретом? Гоняюсь за призраком? Жизнь-то продолжается… А одна из них – как ее, Люда? Лена? – очень даже ничего… И чем-то похожа на Незнакомку… Улыбается… И на меня глазами посверкивает… Может, за ней мне и приударить?..»
– У меня есть тост! – вдруг прокричал, перекрывая шум, из своего угла Данилов. Все замолчали и удивленно воззрились на него – на всех совместных мероприятиях из Данилова и слова нельзя было вытянуть.
Чувствуя обращенные на него взгляды, Данилов подошел к столу, развязно налил себе в бокал водки, воздел его над головой и хмельным голосом проговорил:
– За вас! За вас, м-мои дорогие! Я вас всех люблю!
Все засмеялись и зааплодировали. Эффект был таким, словно бы заговорила Джоконда. Данилов залпом хлопнул водку. Народ взялся хлопать еще пуще.
Довольный произведенным эффектом, Данилов отошел в свой уголок. Вскоре в голове его помутилось. «Да я никак пьян», – с изумлением подумал он. Розовые огни расплывались в его мозгу.
Вдруг он почувствовал на своем локте цепкую руку. Это был «Пират».
– Пойдем, – потянул он его.
– К-куда? – Губы не слушались, и ноги не слушались, и в голове клубился блаженный туман. Как приятно было впервые за два месяца забыть о незнакомке, клубе, парандже… О поцелуе, о портрете…
«Пират» повлек его куда-то. Данилов безропотно подчинялся. Они прошли мимо тихих полусонных столов офиса. Данилов ощущал блаженное примирение с чужой волей.