Ментор входит со звонком. Итана снова нет и это меня крайне раздражает, потому что…
— Для начала сегодняшней темы нам нужно присутствие всех, — спокойно сообщает тан Кроул и спокойно открывает какую-то книгу в ожидании. Кого? Нашей мировой звезды, чтобы его волны унесли… чтобы его разорвало на мелкие кусочки…
В кипящее от негодования сознание проникает голос, усиленный магией. Иначе как бы секретарь ректората, которая сидела на десятом этаже, вызвала к моей совести.
— Студентка общего факультета Вэйлантина Райд. Внимание, обнаружено нарушение. Повторяю, обнаружено нарушение.
Пара десятков глаз синхронно поворачивается в угол, где ошеломленно и немного дергано собираюсь я. Они смотрят с нескрываемым удовлетворением. Человечка попала! Попала по крупному. Ведь ее зовут туда… наверх, откуда мало кто возвращается. Они уже улыбаются от удовольствия, представляя меня на коленях, как умоляю предоставить мне шанс.
Я сильно прикусываю губу, наверное до боли, но я его не чувствую. В мою кожу иголками впивается их торжествующий взгляд.
Дрожащие руки пару раз роняют книги, следом ручку, не сразу находят змейку рюкзака. Вмиг ослепшие глаза не различают какие-либо очертания кроме одной сплошной, как свет в конце туннеля и называется он кабинет ректора. Все из-за увлажненных глаз. Никто этого не видит, потому как я распускаю волосы и уже лечу по ступенькам вниз.
Меня никто не удерживает, потому что знают — меня приговорили.
По злой усмешке судьбы дверь отворяется именно в тот момент, когда я хватаюсь за ручку. Меня дергает вперед и я утыкаюсь в мощную грудь в неизменной черной рубашке. Она пахнет хвоей в знойный день, морозом и леденцами. А еще от него волнами исходит жар, сворачивается удушьем вокруг клубка в груди. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Пальцы цепляются за сумку, ее ручка маслом проходится по ладони, выскальзывает и с шумом падает к нашим ногам. Конечно, содержимое рассыпалось. Конечно мне придется опуститься на колени, чтобы собрать. И конечно, на лице Итана Ласкиса, а это его черт принес именно сейчас, расползется самодовольная улыбка объевшегося кота.
Резко дергаюсь назад, утыкаясь руками в его грудь. Он выше меня на целую голову, поэтому приходится задирать ее, чтобы гневно взглянуть.
Он не может быть нормальным студентом? Не может приходить на лекции вовремя? Не заставлять себя ждать, словно принцессу на бал! Не быть надменным, заносчивым, своевольным засранцем?
Мой вид заставил его принять позу статуи в ожидании моих следующих действий. Он оперся о косяк, загородив дорогу, сложил руки на груди и с самым невозмутимым видом демонстрировал поддержку и помощь ближнему своему. Его изогнутая бровь так и возмущалась “почему она все еще не на коленях”? А приподнятый уголок рта ехидно отвечал “не долго осталось”.
Я вспыхнула. Глаза вмиг высохли. Я пыталась унять клокочущую злость в груди, пыталась придумать как достойно вывернутся, заткнуть себе рот и проглотить вырывающиеся слова. И все, что мне удалось ввергнет меня в неминуемый ужас и восторг одновременно.
— Гад, — процедила я сквозь зубы, с горящими щеками и зажатыми кулаками. Мой лепет тонет в раздражении секретаря сквозь динамиков, но Ласкис все читает по моим губам. А возможно успел услышать. А возможно, не только он!
Глава 7. Печать
Итан заметно дергается, то ли от удивления, то ли от ярости к вопиющей наглости землянки, напряженные мышцы перед моим носом обтягивают рубашку. Налитые свинцом мышцы! Ну что, Итан Ласкис, каково тебе в моей шкуре? Когда тебя тыкают в твой же поганый характер и бьют наотмашь обидными словами?
Ужас произошедшего приходит после секундного чувства гордости за себя и приходит мощной волной беспощадного океана. Я смотрю на оживший вулкан и бьюсь припадком внутри от холодного предчувствия. Нарвалась ты, Вэй, ох и нарвалась. Запах тлеющей одежды тут же щекочет нос.
Чьей?
Не знаю.
Я все еще смотрю в его глаза. Черные зрачки расширились, потопили золотую радужку, словно сердитая, штормовая буря поглотила океан и только в сполохах грозы видна бушующая поверхность воды. Под чернотой змеей вьется огонь.
Сзади, сбоку, в мире — везде тишина и только сердце бьется набатом в ушах. “Я никогда не встану перед тобой на колени, танос” — продолжаю кричать взглядом.
Миг и мои волосы зажаты в свирепый кулак. Миг и лапы хищника оказываются в непростительной близости. Между нами не осталось воздуха, между нами только непреодолимая стена из обоюдной ненависти. Тугой узел заставляет дернутся, но больше от неожиданности — танос тронул человека? Танос не побрезговал интимным расстоянием? И это на виду у всех?