Где ты?
Я направлялся в то место, где примерно я увидел это самое падение. И сомневался. Во всем. Туда ли? Сколько еще? Услышу ли вновь?
Не поздно ли?
Сквозь призму сомнений я почувствовал ту нить. Едва различимую, но такую горячую. В груди зажглись отпечатки ладоней. Они светили так ярко, будто включились мощные фонари. Теперь я видел даже свои ноги, а чуть далее белое маленькое полотно, которое медленно, но верно тонуло.
Схватил за рукав и быстрее на поверхность, пока новая волна не разбила нас вдребезги.
Я нашел тебя…
На берегу Вэйлантина казалась маленьким котенком — озябшим, мокрым, маленьким котенком. Она не дышала.
В груди заныло сильнее.
Я не чувствовал ни рук, ни ног. Лишь свое прерывистое дыхание. Смотрел на синие губы, синий нос, неизменно рыжие волосы и не понимал, что чувствовал. Радость, что нашел или страх, что поздно. Последнее преобладало.
Когда, если задуматься, это девчонка так запала мне в душу, что хочется волком выть. От своей беспомощности. От своей никчемной силы, если она не сможет ее вернуть.
— Вэй, Вэйлантина… — звал часто, усадив ее на колени, гладил по волосам и раскачивался, словно сумасшедший. — Вэй, прошу, очнись.
А у самого зуб на зуб не попадал, руки дрожали, пальцы роняли пряди волос на камни.
— Я согрею тебя, сейчас, секунду…
И собрался. Что есть сил я отпустил энергию, направил ее в сторону и окутал хрупкое замершее тело.
Через пару минут щеки, казалось, порозовели.
А вдалеке к нам сбегались командоры. И люди рядом. Маленькие храбрые дети понимали всю серьезность ситуации, держались рядом и не побоялись пойти вместе на самый берег. Жаль только, что не успеют. Никто не успеет. Жаль, потому что так хотелось рассказать Вэйлантине о том, что же означают ее следы на моей груди. Которые гасли и становились все полупрозрачные… Вся моя энергия уходила на кокон, не успевала восстанавливаться, чтобы сохранить жизнь хозяину.
Глава 21. Прощение
— Как себя чувствуете, Вэйлантина?
В который раз меня спрашивали о самочувствии. И столько же раз я молча обжигала взглядом вместо ответа.
— Не стоит молчать, Вэйлантина, если тебе плохо, тошнит или голова кружится, об этом стоит сказать. Для твоего же блага.
Для моего же блага будет хорошо другое. Знать где я нахожусь и почему я здесь нахожусь. Я помнила свое падение, помнила все до мелочей. Как мокнет одежда, как впервые горло обжигает, как ноги тянут вниз. А после темнота.
Вот в тот момент я была уверена, что всё. С моей жизнью все.
Но когда я вновь открыла глаза, не поверила им. Небо? Черное? Подумала я. Оно разве не должно быть белым, мягким и пушистым, как рассказывали родители? Но мысли пронеслись стремительно, не особо задерживаясь в голове. Я вновь впала в темноту.
Во второй раз пробуждение далось болезненнее. Голова раскалывалась просто невыносимо. Хотелось зажать ее в тиски, чтобы стало легче хоть немного. Жаль, что руки не слушались. Они вяло лежали по бокам кровати. Мягкой, удобной, теплой кровати. Это стало неожиданным открытием.
А еще комната, в которой я очнулась. Со светлой тюлью на окнах, кремовых занавесках, которые больше всего дарили уют палате. Что комната была палатой выдала крупногабаритная техника, забитая в каждом углу. Они пищали, издавали противные звуки, особенно та, которая стояла ближе всех.
А после зашла она. Которая достала со своим вопросом. Да плохо мне, не видно разве? Только не буду я с вами разговаривать, пока не ответите на мои вопросы.
— Где я?
— Не имею полномочий разглашать об этом информацию, — монотонный ответ раз за разом действовал до скрежета зубов.
— Что вы со мной сделали?
— Всего лишь спасли.
— Когда сами же и столкнули меня на обрыв, — выплюнула зло.
Тот страх ядом плавал в венах, заставлял морщится и плеваться обидными словами.
— Райд, меня там не было. Я не буду отвечать за чьи-то поступки. Умный, сообразительный человек это бы понял.
— Я устала, — вздохнула я. — Отпустите меня просто домой.
— Вашего дома больше нет, Вэйлантина. Здесь вы получите помощь и все необходимое.
— Кто… — я сглотнула горький ком, вставший поперек горла. Я собиралась спросить о таком, при одном упоминании которого сердце замирало. — Чем все закончилось? — выдавила про себя и уставилась на свои руки.
Молчание стало давящим. В шуме работы всей этой техники слышался наше тяжелое обоюдное дыхание.
— Как ваше самочувствие?