Тут вздрогнула даже я, но промолчала. Что говорить об изменившемся цвета на лице отца. Итан удивил так удивил. Но зачем же врать?
“Все будет хорошо”, всплыло в голове нежным голосом. “Конечно будет”, проворчала про себя, всего то могу нож словить прямо в живот. Такие новости надо держать в строжайшем секрете и желательно до двух лет ребенка.
— Лина, заправь постель пожалуйста и выброси то белье. Оно сгорело, — попросил Итан прислугу.
Заалели щеки. Ну, Итан, не мог подобрать другое слово или вообще не говорить?
Видя мое смятение, Итан вновь просканировал свои мысли. “А что такого? Постель ведь на самом деле сгорела и ничем таким мы не занимались.”
— А подумают что занимались, — прошептала я вслух и постучала маленьким кулачком по мощному бицепсу. — Жалко, что я не могу также послать свои мысли, как делаешь это ты.
— Ты знаешь имя обслуги? — удивился Ласкис старший в совместительстве мой свекр.
Я хихикнула и хорошо что про себя. Надо же так издеваться над человеком, хоть и отвратительным и жестоким.
— Отец, здесь мои правила. Не согласен, можешь завтракать в другом месте.
— Ладно, — сдался свекр.
Странно быстро.
И вообще, все было странным. Утро должно было начаться вовсе не так. Один пункт выбыл, а два совершенно не вписывались в привычное русло. Чтобы Итан остался неудовлетворенным и чтобы я смотрела на свекра и называла его свекром? Что же должно произойти? Снег? Континент вновь расколется на части? Если так, то пусть мы будем в разных частях.
— Ну? За выпускников?
Чашки взмыли вверх, словно фужеры с шампанским. Сладкий чай пах фруктами. А после второго глотка запах стремительно изменился. Пахло гнилью.
Что-то не так… Что-то произошло… Сердце бешено стучало о ребра, страшно грозился спрыгнуть из своего места.
Пальцы задрожали. Чашка со звоном упала на пол, разбилась и разлетелась десятками осколками. В горле запершило, а в глазах стремительно начало темнеть.
— Итан, — просипела я. Голос не поддавался. Обхватила ладонью горло, больно сжала. Но боль была внутри. Она прожигала внутренности. Я словно выпила лаву.
Сзади кто-то обхватил, провел по волосам, начал укачивать словно ребенка. Я упала? Почему я не чувствую свои руки? Ноги?
В ушах стоял дикий звон, мешал сосредоточиться, услышать хоть одно слово.
— За то, что отказался от семьи.
— Она моя семья. Единственная и последняя.
— Ты с ума сошел! Она ведьма! Запутала тебя, а ты и рад плясать под ее дудку.
— Что ты ей дал?
— Новое изобретение против Дара. Теперь ты свободен сын, тебя не держат никакие узы.
— Она умрет? — было едва узнаваемым голосом. Так говорят, наверное, мертвецы и призраки.
— К сожалению нет, — похвастался слишком довольный тан. — Ей плохо, потому что обрывается эта чертова связь.
— Пошел вон, — прорычал сквозь зубы Итан.
— Ты мне спасибо скажешь. Дар навсегда, он связывает танов на всю жизнь. Ты не будешь счастлив рядом с ней. Это болезнь, Итан. Ты просто болен, сын, я принес лекарство. Уже через пару часов, ты будешь абсолютно свободен от этой мерзкой ноши…
— Пошел из моего дома вон, иначе я не ручаюсь за себя.
Тишина снова наступила мне на уши или просто все замолкли, я не знала. Свет пробивался сквозь веки, до боли резал глаза, до слез, до мольбы, чтобы все прекратилось. Воздух поступал едва, невыносимо медленно, а тот, который доходил до легких, корежил все горло. Будто проводился вслед за наждачкой.
— Оставь ее… Итан! Прячь силу… Ты знаешь, я сильнее и сейчас не время меряться силой.
— Итан, хватит я сказал…
— Довольно…
Жалко, я не видела, что происходит. Жалко, я сразу не умерла.
По венам бурлила смесь чего-то опасного. Кажется, вся злость, несправедливость, вся обида и горечь. Болезнь? Я человек! Ведьма? Меня просто полюбили. Избавиться от меня соразмерно вынуть сердце Итана. Спасти его могу только я, как и погубить его могу только я. Потому что он мой. Итан Ласкис, самый молодой командор, лучший боец, просто обаятельный красавчик мой.
Не умру, а просто изменюсь? Вряд ли. Я чувствовала пепел во рту. Я сгорала изнутри вполне натурально и никакая связь не рушилась.
Я слышала мысли Итана. И как бы мне не было тяжело, я не жалела ни одной минуты, проведенной рядом с ним.
Я была всегда одинока, наглухо закрыта к любым эмоциям. Считала, что поддавшись один раз, будешь хотеть защиты и крепкого плеча рядом всегда. Поэтому все проблемы я решала сама. Огрызалась и получала, билась и слизывала раны, кричала до потери голоса.