donbau
Дар хаоса
Марик мчался через лес. Напролом, не разбирая дороги. Позади, в отдалении слышались азартные крики загонщиков, деловитый лай собак. Очередная ветка, что должна была хлестнуть беглеца по лицу, рассыпалась прахом в мареве, что окружало паренька. Он отметил это краем сознания и прибавил ходу. Одежда истлевала и осыпалась клочьями. Холщовые штаны, домотканная рубаха. И с исчезающей одеждой рвались последние нити, что связывали его с домом, с семьей.
Когда отец сказал ему, – беги, Марик, – он не понял сначала. Они стояли у дома, на мокрой от росы траве, в утренних сумерках.
– Беги, Марик. Беги как можно дальше отсюда и постарайся выжить. Я дам тебе немного времени, а потом пойду в монастырь, к святошам.
– Почему, бать?
– Потому что у тебя «хаос». Таких как ты, монахи сжигают на костре. Если я не скажу им, они спалят и нас. Меня, мать, твоих братьев. Понял? – Отец шагнул к нему и оторвал кусок от рубахи. – Я пытался тебя задержать, но ты вырвался и убежал. Давай, сынок, не стой столбом. И не поминай лихом…
Марик был послушным сыном. Так что побежал. Ну как побежал, быстро пошел в сторону леса. Не поверил, понял отец. Вздохнул тяжко, ссутулился и потопал к монастырю. Деваться было некуда. Юноша стоял у края леса. Смотрел в сторону деревни. За срезом холма виднелись белые стены монастыря. Он смотрел и не верил. Подумаешь, лавка под ним развалилась. Может старая, подгнила. Или сделана была не слишком хорошо. Что же теперь, сжигать за это?
У деревни загомонили. Залаяли собаки, показался народ. Впереди вышагивали монастырские братья с факелами. Под ложечкой заныло противно, но с места он так и не тронулся. Не может быть, твердил себе, не может быть. И только, когда над ухом провыл арбалетный болт, встрепенулся. Заскулил испуганно и ломанулся в лес со всех ног.
– Вы только посмотрите, святой отец!
Двое загонщиков остановились перевести дух. Говоривший, местный егерь, указывал рукой на толстое дерево. Второй подошел ближе, присмотрелся. Потом осенил себя святым кругом, забормотал испуганно, «силен проклятый, ох и силен». Беглец, судя по всему, зацепил дерево плечом. Стесал кору и часть древесины. Там сейчас медленно проступали капли смолы. Они поглядели вперед. След проклятого был виден совершенно отчетливо. В густом подлеске словно бы тропа новая появилась. Загонщики прошли по тропе и остановились на невысоком обрыве над рекой. Следов беглеца больше не было. Ни на этом, ни на другом берегу.
– Ушел, – констатировал егерь.
– О-хо-хо, – пригорюнился святой отец.
Марик даже вздохнул с облегчением, когда ноги нащупали песок дна. Он плыл словно в пузыре кипящей воды. Спасибо, что не обжигала. Но пузырилась весьма энергично. Зацепился ступнями за дно, и, помогая себе руками, погреб к берегу. Выбрался на небольшой лужок и потащился наверх, к лесу. Сил уже почти не было, гнал страх. Он уже видел однажды сожжение. Тогда жгли пришлую ведьму. Явка была обязательна для всех, так что пришлось и ему смотреть, даром, что тогда Марику едва семь лет исполнилось. Тот кошмар, ужас, что он практически забыл, как ему казалось, никуда не делся. И сейчас гнал по лесу. Наконец силы кончились. Подросток упал в небольшую ложбинку меж двух деревьев, свернулся клубком, заснул.
Проснулся он лишь следующим утром. Раненько, только солнце взошло. Кусты все были в утренней росе. Желудок дергал короткими спазмами, намекал, что неплохо было бы положить в него что-нибудь. Марик сел на скрещенные ноги, огляделся. Одежды на нем больше не было, зато все тело окутывала темная дымка. Эдакое марево, что струилось вдоль кожи и волос. Тот пятачок, где он свалился вчера, у ствола толстенной сосны, за ночь просел, образовал выемку. На расстоянии вытянутой руки парень углядел кустик земляники. Несколько листочков и ягодка, что помаргивала покачиваясь на стебельке. Одна сторона ягоды была красной, другая белой. Рот наполнился слюной в предвкушении. Марик протянул руку, сорвал ягоду… И она истаяла в темном мареве у ладони. Не оставив даже капли сока. Он обхватил себя под мышками, заплакал тихонько. Сила, которую он обрел, теперь убивала его. Мальчик сполз в ямку, где он провел ночь и продолжая тихонько всхлипывать свернулся клубочком. Хлюпнул еще пару раз носом, слизнул соленую слезу, задремал.
Несмотря на то, что спал он беспокойно, удалось увидеть полноценный сон. Там, во сне, Марк с отцом выходили с монастырского подворья. Отец в деревне был на особом счету, печник все-таки, не абы кто. Соответственно и налог монастырский платил сам. И деньгами, не натурой, как прочие. В этот раз взял еще и сына с собой. Дабы тот проникся необходимостью освоения ремесла, а не шел в простые пахари. Отец с сыном вышли тогда из дверей канцелярии и подросток застыл удивленно. Посмотреть и впрямь, было на что. Молодые парни сидели в саду на земле. Кто на скрещенных ногах, кто опершись на руку. Сидели все с закрытыми глазами, молча.