Вершинин видел, что свет в ее квартире погас, и ждал, когда Наташа спустится, и все равно, когда это случилось, почему-то удивился и обрадовался, и тут же разозлился, потому что она убирала в сумку телефон и улыбалась. От нее вчера ушел муж, а сейчас она улыбается кому-то другому. Он рассвирепел и пожалел, что ждал ее вместо того, чтобы заниматься установкой, и понимал, что ведет себя как школьник-старшеклассник, и решил больше никогда не появляться в этом дворе.
Вышел из машины, открыл ей дверь и буркнул:
– Садитесь.
Она удивленно посмотрела на него – не ожидала встретить, и в ее лице появилось что-то такое, отчего вся его злость куда-то пропала, и ему тоже захотелось улыбнуться, но он не сделал этого. Все-таки от нее вчера ушел муж, и сейчас улыбаться казалось ему неуместным.
Она уселась и опять посмотрела на него удивленно и робко, и он вдруг понял, что все делает правильно. К тому же в нее стреляли, и кто-то должен ее защитить. Вот он и будет защищать.
– Куда? – Он старался на нее не смотреть, но ему очень хотелось, и он все-таки косился.
– На Семеновскую. Спасибо.
– На Семеновскую? Так близко? – удивился он. – Вы пешком ходите?
– Хожу иногда, – вздохнула она. – То есть раньше ходила.
Он потихонечку начал выезжать из двора. Раньше она ходила пешком на Семеновскую площадь и носила ауру. Интересно, где же она ее потеряла?
Он опять покосился на Наташу, на ее руки, лежащие на черной сумке, заметил, как почти мгновенно сверкнул бриллиант, и пригляделся уже повнимательней. Обручального кольца, которое она носила вместе с роскошным перстнем, не было.
Доехали они минут за пять. Все это время Вершинин придумывал, что бы такое сказать, да так ничего и не придумал. И только остановившись на трамвайной остановке напротив высокого офисного здания, неожиданно спросил:
– Вы его очень любите?
Спросил и сразу пожалел об этом. Ему не хотелось слышать, что она любит мужа.
– Нет, – не задумываясь ответила она и зачем-то объяснила: – Раньше очень любила, а потом… не очень.
Когда-то Наташа сильно любила Виктора, без него каждая прожитая минута казалась ей тусклой, она гордилась им и боялась, что когда-нибудь он поймет, что она, имеющая, как и все люди, какие-то недостатки, не пара ему, почти богу, никаких недостатков не имеющему. Потом, после той давней встречи Восьмого марта, когда она единственный раз видела Катю, Наташа тоже очень любила его, любила уже со всеми его недостатками и всячески старалась его не обидеть, и просила прощения, если все-таки обижала, и постоянно чувствовала свою вину. Она как-то сразу избавилась от чувства вины, когда лежала в больнице, почти ничего не соображая от боли, и не стала оправдываться, потому что стеснялась родителей. Но и тогда Наташа любила его.
Или уже нет?
– Вадим, – она помедлила, держась за ручку дверцы «Хонды», и посмотрела на него. – Зачем?..
– Я вырос без отца. Практически, – он вздохнул и задумался, как будто сам не знал, зачем ее провожает. – Я знаю, что женщину кто-то должен защищать. Мужа у тебя больше нет, придется мне. Я не уверен, что в тебя не стреляли, давай не забывать об этом.
Он произнес это и испугался услышать, что у нее есть кто-то еще, помимо мужа, и его, Вершинина, услуги ей не нужны.
Наташа закусила губу и стала выбираться из машины. Вадим честный и мужественный человек, он защищает женщин, а она думала, что он защищает только ее.
Он смотрел из окна кабинета, как она выбирается из бежевой «Хонды», и понимал, что присутствие этой самой «Хонды» превращается для него почти в непреодолимое препятствие. Времени оставалось все меньше, возможно, счет шел уже не на дни, а на часы.
Он почувствовал, что начинает паниковать, и приказал себе успокоиться.
В том, что он не может не узнать, когда наступит последний срок, он не сомневался.
Все будет хорошо. Он не имеет права на ошибку и не ошибется.
– Наташ! – позвал ее громкий шепот, когда она уже почти подошла к проходной.
Калганова оглянулась: из-за угла ей отчаянно махал Морошин. Она почти успела забыть, что выдала его Выдрину, а бедный Стас этого еще и не знает. Наташа покаянно пошла к несчастному парню.