Аликса лежала на кровати. Тихая, спокойная, руки вытянуты вдоль тела, глаза закрыты. Рядом суетился какой-то храмовник, расставлял свечи, доставал склянку с маслом…
Я бестрепетно прошла к кровати и откинула простыню. Ах, жаль, что я не могу выпустить на волю свою силу. Но чего нельзя, того нельзя. А что можно?
А вот это…
Тщательно осмотреть тело, принюхаться, даже в рот залезть…
– Дитя света, зачем ты тревожишь это тело?
Я перевела взгляд на храмовника. Немолод. Даже уже почти стар, с коротко остриженными волосами оттенка «соль с перцем», резкими чертами лица, острым подбородком и острым же носом… А вот глаза ярко-голубые, чистые, пронзительные.
– Чтобы узнать, от чего умерла Аликса Ильви.
– И от чего же?
– От удушья, – уверенно сказала я. – Это не тромб, это удушье.
Храмовник отставил свечу и подошел ко мне.
– Почему ты решила так?
– Тут кровоизлияния. От нее не пахнет ядом, это верно, но… подозреваю, что ее придушили или подушкой… Нет? Где она?
Я переворачивала подушки на кровати, но бесполезно. Посмотрела на соседней кровати – нет. Иногда одиночество может сослужить и плохую службу. Лежал бы с ней кто в палате, может, и уцелела бы бабушка, а так…
– Ей просто закрыли ладонью рот и нос и держали так, пока она не задохнулась. Сволочи… Вот и кровоизлияния в глазах… Она сопротивлялась, сколько смогла.
– Ты уверена, дитя света?
Я молча кивнула, забыв о том, что разговариваю с храмовником, то есть априори с врагом. Слишком уж неприятно было. Вот за что убили бедную женщину? За хибару? За паршивый домишко, не тем будь помянут?
Сволочи!
– Стража уже знает?
– Знает. – Господин Самир, последовавший за мной, мрачно смотрел с порога. – Госпожа Ветана, вы уверены?
– Более чем.
– Тогда я приглашу ребят, да и заберем тело для осмотра.
Я вздохнула. Жалко было эту бабушку до слез. Господин Самир распоряжался, а мне на плечо легла теплая ладонь.
– Не плачь. Сейчас она там, где нет горестей. Говорят же, что те, кто принял мученическую смерть, отправляются сразу в Свет.
– Оставшимся от этого не легче, – отрезала я.
Храмовник покачал головой:
– Знаю. И от этого не станет меньше болеть. Уж точно не у тебя. Подумай о другом. Если бы ты не узнала, что ее убили, она бы осталась неотомщенной на земле.
– Вы призываете к мести?
– К справедливости. Кто я такой, чтобы мстить?
– Человек. Как и я, и она, и сотни тысяч других людей на земле. И если мы не спросим злодея, как он посмел, то кто же?
– Высший суд.
– Пусть он накажет злодея после смерти. А здесь и сейчас мерзавец ответит людям по всей строгости закона. И тогда убитые смогут успокоиться, а их родные – оплакать их без ненависти к убийце.
– В вашем сердце много горечи, госпожа.
Храмовник смотрел… спокойно. Без интереса, равнодушия, презрения, осуждения – как иконы смотрят на людей. Наши страсти, сколько их есть, не пошатнут их душевного равновесия. Вот и его внутреннее равновесие не могли пошатнуть ни смерть старухи, ни моя, ни даже его смерть.
Я не ответила. Зачем что-то доказывать человеку, который тебя не услышит? Лучше заняться своими делами.
Подслушивать нехорошо? Знаю, еще как знаю. Зато очень полезно. И я не нарочно, я просто мимо шла, к Харни. Увезли тело госпожи Ильви, ушел господин Самир, я хотела уточнить по поводу нового храмовника, вот и побеспокоила начальство. Кто ж знал, что у него сейчас Бертен?
Разговаривали они так громко, что я услышала даже сквозь массивную дверь. Хотела, как воспитанная дама, кашлянуть или поскрестись в дверь, но слишком интересен был предмет беседы.
– …Ильви? А ты не услышал?
– Я за ней приглядывать не обязан!
– Обязан! Работаешь здесь, значит, обязан!
– Лечить я ее – лечил, а стоять над кроватью не нанимался! Пришли к ней родные, так и что ж?
– Эти родные не далее как вчера бабку чуть не до смерти довели! Вета рассказала! Вся лечебница знала, а ты нет? Приглядеть тебе лень было? Уши… забило?
Бертен ответил такими выражениями, что даже меня покоробило. Харни же и ухом не повел.
– Ты мне скажи, как получилось, что ты их пропустил? Не идиот ведь, прости Светлый!
Молчание. А и правда – как? Дежурство было Бертена, почему такое стало возможным? Не понимаю. Нет, не понимаю…
– Ну… это…
– Тарку, что ли, понужал?
Я замерла у двери.
Бертен – и эта шлюха? В груди словно кусочек льда застрял. Ну ответь же что-нибудь! Ответь! Скажи, что это не так, что Харни ошибся!
Но Бертен молчал, и в груди болело все сильнее.
– А мне казалось, что у вас с Ветой все серьезно?
Мне тоже так казалось. Показалось?