Я повела рукой, мол, не стоит благодарности. Сделала, что смогла, что должна была… Кстати…
– А где мой больной?
– Леклер, что ли?
– Да… дядюшка.
Канцлер понимающе улыбнулся, мол, привыкай, и потрепал меня по руке.
– Неподалеку, в гостевой спальне. А при нем слуги и охрана. Если что пойдет не так – тут же нас позовут.
Я выдохнула:
– Не хотелось бы, чтобы он умер.
– Вета… он тебе нравится?
Нравится? Мне?
Вспомнила отчаянные голубые глаза, липкую от крови руку в моей руке, холодные пальцы смерти, смыкающиеся у бедняги на горле, и только-только хотела ответить отказом, как вдруг…
– Не знаю, ва… дядя. Не знаю.
Канцлер покачал головой:
– Вета, это плохо.
Я смотрела невинными серыми глазами.
– Леклеры вот уже не одно столетие враги короны. Они, конечно, не выползают из своих нор, сидят, пакостят втихую…
– Но почему они тогда живы?
– Потому что наш король – некромант. Ты же знаешь?
Знала, но никакой связи не усматривала, о чем и сказала.
Алонсо покачал головой:
– Вета, его величество отлично знает цену человеческой жизни. Именно поэтому в Алетаре не казнят больше необходимого и не проявляют ненужной жестокости.
Звучало странно, но что я знаю о некромантах? Нянюшкины сказки? Жуткие истории о Проклятом Короле? Этого слишком мало, чтобы составить свое мнение. Может быть, и правда тот, кто каждый день видит в зеркале смерть, не станет лить кровь без надобности?
Но язык мой – враг мой.
– А если во имя благородных и высоких целей?
Канцлер потрепал меня по волосам:
– Вета, некромантам по должности таких не положено. У них исключительно низкие цели и коварные устремления, а значит, и больших жертв не предвидится.
Я невольно фыркнула:
– Если что-то случится с виконтом, вы меня позовете?
– Обещаю.
– Его не убьют?
– Если его и убьют, то не по моему приказу, – честно ответил Алонсо. – И вряд ли по королевскому. А вот когда до него доберутся свои…
– Свои?
– Да, скорее всего. Он ведь шел к тебе? Или предупредить, или увезти – не знаю. Но не думаю, что ему это простили.
– За ним кто-то следил?
– Да, скорее всего, он привел убийц за собой. Но точнее мы узнаем, когда он придет в себя. Дня через два?
– Да, дядюшка.
Получилось уже вполне непринужденно. В дверь протиснулся Лим с большой тарелкой, на которой лежали трубочки из ягод. Удивительно вкусная штука. Фрукты или ягоды измельчаются в пюре, высушиваются тонкими пластами на больших противнях, а потом режутся в пластинки или сворачиваются, по вкусу. Иногда их начиняют чем-нибудь вроде меда с орехами… Я их обожала, но сама не готовила – возиться долго. Вот над лекарством я могла просидеть и ночь, и две, а ради пары порций сладкого… Нет у меня времени! Нет!
– Черника, яблоки и груши.
Личико будущего герцога было слегка чумазым, и мы поняли, что пара трубочек уже испарилась по дороге. Переглянулись, улыбнулись, и канцлер встал с кровати.
– Вета, отдыхай. Если что-то случится, тебя позовут. А до тех пор изволь восстанавливать силы. Что за манера – себя вычерпывать до донышка?
Я развела руками, мол, не виноватая я, канцлер погрозил мне пальцем и вышел, не забыв по дороге прихватить пару трубочек с блюда. Мы переглянулись с Лимом.
– А какие тут из черники?
Почему бы и не отдохнуть, если есть время, возможность и желание?
Любой, кто попал бы на эту поляну, тут же раскаялся бы в грехах своих, уверовал в Светлого, навсегда уяснил, что некроманты – зло, и помчался бы или в Храм, или к ближайшему магу. Каяться – и лечиться. А то так насмотришься, потом с криком просыпаться станешь.
На первый взгляд картина была очень мирной и приятной. Море, луна, лениво купающая свои толстенькие бока в соленых волнах, лунная дорожка, бегущая по воде, серебристый песок, вдалеке резвится косяк дельфинов, то выпрыгивая, то опять погружаясь в воду… Вдалеке белеет Алетар, словно жемчужина в ладонях девушки. На горизонте, словно вырезанные из черного бархата, спят седые горы. Все мирно, тихо, уютно, пока взгляд не остановится на одной из ничем не примечательных бухточек. Таких на побережье сотни и тысячи, но выбрана была именно эта. Кому-то крупно не повезло.
Берег моря освещали факелы, воткнутые в песок. На этом песке, специально залитом водой для четкости, была нарисована большая пентаграмма. И в углах ее помещались люди.
Как?
На каждом углу изломанного рисунка вкопано нечто вроде виселицы, к которым этих людей и привязали.
Связанный человек продет ногами в петлю так, что потяни за хитро пропущенную через блок веревку – и мигом его вздернет кверху ногами. Люди, разумеется, были в сознании, просто крепко увязаны и с кляпами. Еще не хватало тут вопли слушать. Не за тем их сюда притащили, ох, не за тем.