- Ценный товар напоказ на улице не выставляют. Видите павильон? - Алтын показала на длинный беленый дом, похожий на конюшню. - Самых красивых девушек и мальчиков, искусных мастеров и хороших бойцов держат отдельно, хорошо кормят и берегут. Упаси боже исхудает, заболеет, зачахнет и потеряет в цене! Цена безусого юноши с родинкой на щеке достигает пятисот золотых дукатов, цена женщины - двух тысяч и более, если она покорна, юна, девственна и хороша собой.
- Откуда ты знаешь, Алтын? - удивился Давид.
- Я не была покорной, - тряхнула косичками Алтын. - И девственной не была - военная добыча.
Девушка сдвинула кофточку с плеча, и отроки увидели змеящиеся рубцы от плети.
- Тебя били? - ахнул Давид.
- Рабов всегда бьют, - вклинился в разговор Андрей. - Неважно провинился ли он или ради острастки или потому, что у хозяина чирей вскочил на заднице. Но зачем портить кожу красивой девушке?
- Долгая история, - отмахнулась Алтын. - Не для праздных ушей, забудьте. Бежим на майдан - люди уже собираются.
- Ступайте без меня, пожалуй, - сказал Андрей и посмотрел на небо. - Скоро закат, а мне в порт еще нужно.
- Соскучился по отцу Геворку или жаждешь увидеть нового настоятеля? - ухмыльнулся Давид.
- Слышал, русские купцы прибыли на хорошей ладье, дорогие меха привезли. Попытаюсь передать весточку в черниговские земли, дам знать о себе отцу или дяде.
Давид не стал возражать. В то, что Андрей княжич, верилось слабо, но возможно его родичи уцелели во время набега и достаточно богаты, чтобы купить парню место на корабле. Или у друга есть иные дела в городе, и он намерен разобраться с ними самостоятельно.
- Встретимся на майдане, белоголовый! Поспеши - вместе повеселимся! - Алтын хихикнула, и ухватив Давида за руку, потащила его за собой.
Они долго петляли задворками садов, узкими переулками, крутыми лесенками. С закатом похолодало, зябкий туман подступил с гор, земля выстыла - до круглосуточной летней жары и теплой пыли, по которой так приятно топтаться босыми пятками, еще далеко. Неугомонная Алтын болтала глупости, смеялась невпопад, норовила прижаться к отроку то плечом, то боком. Давиду нравилась ее болтовня, нравилось ощущение хрупких горячих пальчиков в ладони и сладкий розовый запах тоже нравился. Милая, славная девушка!
- Хочешь, я станцую для тебя танец семи покрывал? Или скажу стихи о любви соловья к розе, об остром клюве, разрывающем лепестки, и крови, за которую не требуют выкупа? Или сыграю на сазе как музыкант на свадьбе? - в темных глазах Алтын заиграли искорки, она негромко запела: - Если возьму красавицу на колени - ай талялям, вай талялям, если посмотрю в ее карие глаза - ай талялям, вай талялям, она утонет в речке моей любви...
- У тебя красивый голос, Алтын. Мне нравится, когда поют. В ночь Сурб Затик, святой Пасхи послушники так выводят псалмы, что ангелы слетаются на крышу собора и слушают благоговейно.
- Настоящие ангелы?
- Брат Самвел говорил отцу Геворку, что видел их, когда ходил за водой к фонтану.
- А он был трезв, ваш Самвел?
Давид задумался и потряс головой:
- Понятия не имею. Значит ты споешь на майдане? Там все поют?
- Только те, кто умеет говорить сердцем. Хану важна лесть музыканта, купцу громкая слава, военачальнику громкий голос. А майдан проверяет - настоящий ты или поддельный, латунь или золото. Можешь ли сказать так, чтобы люди плакали и смеялись, чтобы горе вышло слезами и радость проснулась в сердце, чтобы юноша думал о смерти, а старик вспоминал молодость. Если певца любит майдан, его полюбит народ! - неожиданно посерьезневшая Алтын пристально посмотрела в глаза отроку. - Ты хотел бы, чтобы тебя любили?
- Не знаю. Я... меня... - Давид сбился и замолчал, не зная, как объяснить. Монахи говорили, что паломники любят его, вещественные доказательства любви пополняли казну и кладовые монастыря. Но счастья это не прибавляло.
- Ничего ты не понимаешь, красавчик! Любовь - сила, которая дарит жизнь, заставляет кровь бежать по жилам и сердце биться сильнее. Вот, посмотри - глупую птицу никто не любил, и она погибла от горя и холода.