Надо встать и начать движение, чувствовать землю ногами, а воздух распахнутыми ладонями. Стать падающей звездой, соколом в ясном небе, змеей на скале, кораблем в море. Обернуться пылающей смолой факела, желтой пылью майдана, натянутой кожей бубна, слышать, как сотни сердец слились в едином такте и кружить вместе с ними, кружить, кружить. Нет ни прошлого, ни будущего, ни имени, ни отца, ни молитвы - лишь минута движения, божественное незнание - куда встанет нога, поднимется или опустится ладонь, всколыхнется ли пламя. Создатель видит своих танцоров и не оставит их. Вот он я, Адонай Тэнъри, погляди, ответь - слышишь ли ты, знаешь ли путь моего сердца? Свет или тьма? Темно. Тем-но...
Задыхаясь, хватая воздух пересохшим вмиг ртом, Давид упал прямо на камни.
Как оказалось наутро, он сбил в кровь ноги да так, что еще неделю не мог подняться. Охвативший отрока сон оказался подобен смерти. Отец Геворк не сумел разбудить Давида и отбыл в Хачен, не попрощавшись, лишь благословил того, кто заменил ему сына и оставил у постели перстень со львом. Хитрюга Андрей (именно он отыскал Давида на майдане и, заплатив за помощь случайному пьянице, сумел отволочь друга к армянскому храму) не стал уточнять, зачем воспитанники разгуливали по Кафе, и кто был их проводником. Зато поведал, как на глазах одной бедной девочки наш святой отрок совершил новое чудо - подобрал с земли мертвую птицу, поделился с ней дыханием и отпустил летать. Новый настоятель, сутулый, худой и задумчивый отец Ованес внимательно выслушал историю, задал два-три вопроса, затем пренебрегши мольбой о прощении, посадил Андрея на месяц на хлеб и воду. «Святого отрока» ждала та же кара, как только он выздоровеет. Впрочем, выздоровление затянулось, и когда Давид начал выбираться из своей кельи, о наказании уже забыли - и так хватало хлопот.
Привыкший к суровому, но отходчивому нраву отца Геворка, монастырь взвыл. Отец Ованес не кричал, не топал ногами, не сулил небесные кары - он вычислял виновных быстро и безошибочно, наказывал жестко и оправданий не слушал. Повар Саркис рвал на себе волосы и угрожал перейти в Сурб Стефан - под запрет попало не только мясо, но и печеную с травами форель и домашнее масло, и сладости на меду и вообще любое чревоугодие. «Еда должна питать человека, а не его грехи» - слыхано ли? Послушник Тигран, изощряясь в шутках над новыми воспитанниками, сломал одному из них руку - и в тот же день был отправлен домой, к возмущенной семье. Себя отец Ованес тоже не щадил - гордый высокой честью Арам, которого назначили прислуживать настоятелю, проболтался, что тот не снимает власяницу, носит вериги и спит на голых досках, даже без простыни.
Давида лишили коврика, лишнего одеяла и легкой работы - отныне он наравне с остальной братией колол дрова, орудовал лопатой в коровнике и стирал белье в ледяной воде Бузлука. Строгий настоятель не беспокоил отрока, но наблюдал за ним ежечасно - в часы труда, на молитве, в окружении паломников и больных. Улучив минутку, Андрей по секрету шепнул, что отец Ованес подробно расспрашивал о Давиде и его чудесах. И Арам говорил то же самое - мол откуда взялся, как отыскал святой источник, сколько человек выздоровело, в чем плохом замечен и кого обижал. Давид пожал плечами - пускай. Работалось ему на удивление легко, сил хватало, труд на земле сделал плечи широкими, а ноги крепкими как скала. Если же тяжесть работы становилась невыносимой, стоило вспомнить море, и бурные волны смывали с души любую печаль.
Наконец настоятель пригласил Давида к себе и без обиняков предложил либо сегодня же убираться на все четыре стороны, либо брать послушание с тем, чтобы через год принять постриг. Отец Геворк предупреждал о духовном даре и редких способностях любимца и он, Ованес, убедился в правоте мудрого вардапета. Вот только даже яблоня без ухода чахнет и плоды ее мельчают, а невежество человека губит и ум и способности. Нет сомнения, что Давид избран для великого служения, нет сомнения, что однажды он прославит Сурб Хач. Но для этого нужен неустанный упорный труд, учение и молитва. Давид попросил сутки на размышление. Отец Ованес отказал. Лишь промаешься лишний день, а ответ останется тем же. Выбирай - да или нет. Не знаешь, что выбрать, молись, пусть Господь выберет за тебя.