- Понятно, - кивнул Давид. - Скажите вашему господину, что я не Господь и источник не слезы Христовы. Угодно будет Богу - вода исцелит раны, нет - ангелы унесут душу в рай, вознаградят за страдания.
Толмач опасливо озираясь повторил слова Давида на непонятном наречии и отступил на шаг, подальше от ложа скорби.
- Мой господин говорит, что попадет в ад. И просит лечить его как можно быстрее.
Вонь ударила в ноздри. Стараясь не морщиться, Давид осторожно осмотрел больного. Язва выглядела скверно - ногу разъело почти до кости, багрово-черная дрянь заполняла дно, плоть вокруг набухла и покраснела, алые полосы ползли к стопе и колену. Потный лоб на ощупь оказался горячим, однако сердце билось ровно, дыхание мерно вздымало грудь и лицо больного еще не заострилось, как у умирающих.
- Переведите - пусть молит Господа нашего о спасении. Я попытаюсь ему помочь. Нужны два человека - тащить носилки к источнику, помогут ли его воины или позвать монахов?
- Мой господин спрашивает - далеко ли до источника.
- С полмили.
- Мой господин говорит - он пойдет сам.
Тяжело опираясь на плечо воина, богатур поднялся. У Давида глаза на лоб полезли - с такой язвой ходить невозможно, боль должно быть ужасная. Сейчас споткнется, упадет, потеряет сознание... Мощные плечи ссутулились, пару раз больной пошатнулся, единожды оперся о стену и стоял так, кусая губы. Но все же на своих ногах вышел сквозь низкие ворота, крикнул что-то встрепенувшимся воинам и ему подвели коня в роскошной золотой сбруе. Одним прыжком богатур оказался в седле. Он не издал ни звука.
- Мой господин спрашивает - где источник?
- Ступайте за мной.
Поднимаясь по широкой тропе, Давид задумался - не лучше ли отвести свирепого упрямца к верхнему роднику, вдруг водяная насмешница исцелит больного? Нет. Там вода и здесь вода, если Господу будет угодно, он явит свою волю в любом ручье.
Они шли долго, Давид слышал, как богатур тяжело, с всхлипами дышит, скрежещет зубами, и поминутно ожидал, что тот лишится сознания. Но все обошлось. На поляне Давид помог больному спешиться, ощутил на плече стальное пожатие пальцев - под такую руку и вправду лучше не попадаться. Чашу святого источника выложили желтым камнем из Чембало, гладкие плиты образовывали небольшую купель. Медленно перекрестившись, Давид предложил помолиться об исцелении. Молчаливый воин преклонил колена, больной простерся по земле. Только Ицка, виновато опуская глаза, отказался - мои разговоры с Богом здесь неуместны.
- О великий Господь, даровавший нам доброго отца и любящую мать. Даруй нам благодать творить молитву, не быть бездушными, жить послушными и покорными и любить Тебя. Аминь.
- Аминь.
- Скажите своему господину, пусть он сядет на край купели и опустит ногу в святую воду. Пусть читает те молитвы, которые знает. Я сяду рядом и тоже помолюсь за него.
Прикосновение холодной быстрой воды вырвало у больного короткий мучительный стон. Давид видел, как побелели скулы и костяшки пальцев, как искривился рот, готовый изрыгнуть проклятие. Будь здесь женщина или ребенок, следовало бы поддержать, положить благословляющую руку на лоб. Но утешать богатура юноша не решился. Вместо этого он возгласил первый псалом Давида, святого царя, защиту и опору всех, бегущих от зла.
- И будет он словно древо, насажденное у источников вод, что принесет плод свой во время свое; и листва его не опадет, и во всем, что творит, преуспеет...
Псалом за псалмом, бусину за бусиной на длинных четках. К закату у Давида заныли колени, свело спину от неподвижной и неудобной позы. Но юноша не остановился - он знал, что вскоре экстаз бдения смоет боль. Надо лишь повторять намертво въевшиеся в память слова и молить, неустанно молить Отца нашего - пусть поможет, пусть защитит, пусть избавит от искушений. Господь пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться, Он покоит меня на злачных пажитях!
Спустились туманные сумерки, следом опустилась глухая ночь. Упрямый Давид продолжал читать, лишь изредка прерываясь, чтобы глотком воды омочить пересохший рот. Толмач Ицка поплотней завернулся в халат и уснул между корней деревьев. Воин в красном плаще тоже спал, мощный храп разносился по всему лесу. У больного из груди вырывалось тяжелое дыхание, он постанывал, пытаясь устроить поудобнее ногу. Стреноженные кони дремали, временами вскидывая голову - далеко-далеко на Козьей горе выл волк, над родником пролетали неторопливые совы, перекрикивались ночные птицы. Давиду почудилось, что он слышит мелодичное звонкое ржание откуда-то из чащобы. Но он не стал вслушиваться.
Продрогший Ицка продрал глаза с первым лучом солнца. Несколько отойдя от остальных он омыл руки, погладил куцую бороденку и помолился на гортанном, переливчатом языке. Потом вернулся к своему господину, убедиться, что тот не умер, а лишь забылся тяжелой дремой. Вздрогнув, больной открыл глаза, оттолкнул толмача с такой силой, что бедняга чуть не свалился в воду. Потом достал из купели больную ногу, резким рывком стряхнул воду.