Язва не зажила.
Разве что сам Христос мог бы за ночь без следа исцелить зловонную гниль. Однако жар сменился ровным теплом, опухоль спала, зловещая краснота ушла, черно-багровую дрянь и ужасающее зловоние смыло. По краям язвы намечался рубец, плотный и розовый, дно еще мокло, зияя плотью, лишенной кожи, но опасность с очевидностью миновала.
- Мой господин говорит - ему легче! - торжествующе выкрикнул Ицка. - Давид, слышишь? Очнись!
Наваждение спало, Давид выпал из молитвенного беспамятства в светлое утро. С минуту он тряс головой, тер глаза, приходя в себя. Потом вспомнил, где и зачем находится. Слава Богу! Не то чтобы Давид опасался за свою жизнь, но ему искренне хотелось помочь незнакомцу. Смелость заслуживает уважения.
Богатур легко поднялся на ноги, потянулся, разминая затекшие мышцы, выхватил притороченный к седлу меч, сделал несколько выпадов. Страшная и притягательная красота хищного зверя играла в могучем теле. Попадешься на поле брани такому воину - прощайся с жизнью. Сколько крови должно быть на быстрых руках, сколько душ унеслось в рай, сколько домов разрушено и семей разлучено силой сверкающего клинка. Зачем человек сей остался топтать землю? Не знаю...
Вложив меч в ножны, богатур приблизился к Давиду, крепко обнял его, прижав к пропитанной больным потом заскорузлой рубахе, приподнял над землей и троекратно расцеловал.
- Мой господин спрашивает - чем он может отблагодарить вас, - подоспел Ицка. - Золото, кони, книги? Или есть на земле человек, которому лучше не быть живым?
- Я послушник, - сказал Давид. - Мне ничего не принадлежит и ничего не нужно. Благодарите Господа нашего, благодарите Сурб Хач, благодарите отца Ованеса.
- Ай-яй-яй, - расстроился Ицка. - Разве можно отказываться от денег, Давид? Мой господин настаивает!
- Скажите ему - если хочет меня отблагодарить, пусть щадит тех, кто во имя божье просит о милосердии. Иного не попрошу.
- Мой господин разгневается! - отшатнулся Ицка.
- Иного не попрошу.
Втянув голову в плечи, бледный толмач перевел слова послушника. Богатур смерил Давида взглядом, пожал плечами, отвернулся и начал распутывать ноги лошади. Сопровождающий его воин уже сидел в седле.
- Мой господин согласен. Он хочет вернуться в монастырь и принести дары. А вы, молодой господин, можете воспользоваться моей лошадью. Мы оба, простите, люди маленькие, коник нас двоих вывезет.
- Благодарю!
Давид чувствовал себя утомленным и слабым, он не ел со вчерашнего дня, в голове мутилось. Доехать до Сурб Хач верхом, отстоять заутреню, затем прокрасться на кухню к Самвелу, выпросить теплую лепешку, съесть ее, запивая парным козьим молоком, и завалиться спать! Сегодня меня никто не станет тревожить!
Мерный шаг лошади укачивал, вызывал дрему. Сонный Давид дважды чуть не вылетел из седла, всякий раз хватаясь за спину еврея. Веки сами собой смыкались, погружая сознание в сладкую мглу, юноша то клевал носом, то вздрагивал, распахивая бессмысленные глаза. Вот и дорога к садам и каменные ограды и знакомый силуэт монастыря проступает из-за поворота. Босоногие воспитанники торопятся собирать урожай, гонят отару овец на пастбище, носят воду на кухню. Послушники тоже не отстают - им уставом заведено трудиться. Вот Арам, сверкая пятками, мчится куда-то по поручению настоятеля. Вот Андрей тащит охапку сена, оборачивается, заслышав стук копыт - и мчится наперерез, едва не попав под лошадь. Неужели приятель настолько соскучился или спешит рассказать что-то важное?
Словно утопающий за веревку, Андрей ухватился за стремя могучего богатура и сбивчиво закричал что-то на чужом языке. Всадник спешился, грубовато ухватил за плечи молодого послушника, начал рассматривать его, поворачивая туда-сюда, задал пару вопросов. Потом троекратно расцеловал юношу и зычно крикнул что-то удивленной дружине.
- Мой господин говорит - я нашел сына!
- А как зовут вашего господина? - спросил Давид.
- Святослав Мстиславич, князь Карачевский, родом с русских земель. Племянник Василий захватил его земли и вырезал под корень семью, князь явился искать помощи у Орды. И не чаял, что отыщет живым наследника. Ай, какая радость, погляди на них, Давид!
Могучий князь словно помолодел, он раскатисто хохотал, похлопывал новообретенного отпрыска по плечам, рокотал что-то, расспрашивая и убеждая. По его знаку один из воинов сбросил алый плащ, другой отстегнул от седла меч и протянул Андрею. На лице друга проступило совершенно мальчишеское, чистое счастье. Враз расправились плечи, засверкали глаза, легли волнами длинные волосы цвета пшеницы. Не полонянин, не поротый раб, не убогий сирота не имеющий права на кусок хлеба - гордый княжич стоял посреди двора. И отец любовался им.