Дружина не задержалась в монастыре и часа. Настоятелю почтительно и с поклоном поднесли тяжелый мешочек золота. Князь пообещал прислать хороших коней и парчи на парадные облачения, помолился и, покорно преклонив колена, принял причастие у отца Ованеса. Ошалевший от счастья Андрей все-таки улучил минутку поговорить с другом и еще раз предложил уехать из монастыря вместе. За спасение жизни князь надолго останется благодарен, кров и еда лучшему другу сына всегда найдутся. Сомнение вкралось в душу Давида - если он нынче уйдет с дружиной, отец Ованес поперек слова сказать не сможет. Но тотчас вспомнился острый клинок и хищный прищур старого князя - этот целителя не отпустит, а после первой неудачи и зарубить может. Давид решительно отказался. Тогда Андрей, не слушая возражений, всучил другу кошелек, полный меди пополам с серебром - соберешься бежать, не пропадешь с голоду. Юноши обнялись, пообещав вечно хранить дружбу. Будь у них больше времени, они бы и руки порезали, заключая братский союз крови. Но в дверь кельи уже стучали - Андрюха, отец зовет!
Громко скрипнули, закрываясь, ворота, заржали кони, стук копыт по дороге делался все тише, глуше, и наконец смолк. Давид остался один.
Сперва от разлуки отвлекла суета - зарядили дожди, редкие посреди лета, братия, не покладая рук, то хлопотала над урожаем, то молилась о даровании ясной погоды. Вместе с послушниками Давид возился в липкой грязи, подвязывал ветви яблонь и сбитые наземь плети лозы, перебирал мокрые овощи, помогал повару Самвелу сушить в тандыре тонкие листы пастилы. После грозы он вытащил из канавы промокшего лисенка, отогрел, накормил лепешкой, а за ужином захотел рассказать, как потешно убегал в лес зверек, волоча хвост и вскидывая толстый задик. И вспомнил, что рассказывать больше некому.
Из сверстников в Сурб Хач остался только пустомеля Арам, младшие воспитанники держались наособицу, послушники чурались святого отрока, а монахи дружелюбием не отличались. Отец Ованес по-прежнему привечал Давида, но беседы с настоятелем скорее напоминали проповеди или уроки. Готовя себе преемника, мудрый вардапет нещадно нагружал память юноши посланиями апостолов, изречениями епископов, житиями армянских святых и запретными евангелиями, не вошедшими в библейский канон. Светлыми вечерами он зазывал Давида в келью потрясал пыльными свитками и говорил, говорил без умолку.
- Первая форма - это тьма; вторая - вожделение; третья - незнание; четвертая - смертная ревность; пятая - царствие плоти; шестая - лукавство плоти; седьмая - яростная мудрость. Это семь господств гнева... Так сказала Мария из Магдалы, сын мой.
- Отец Ованес, неужели женщине разрешено говорить в церкви? Сосуд скудельный, чаша греха, и спасение ее лишь в чадородии. Или я запомнил неправильно?
- Симон Петр сказал им: пусть Мария уйдет от нас, ибо женщины недостойны жизни. Иисус сказал: смотрите, я направлю ее, дабы сделать ее мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобным вам, мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в царствие небесное.
- Но разве женщина может превратиться в мужчину? - удивился Давид.
- А разве монах мужчина? Принимая обеты, мы отрекаемся от своего естества, как свечи горим перед Господом. Женщина, способная забыть о своей природе ради служения, обретает подлинную чистоту и великую силу. Так подвижницы выживали в пустыне, и святые девы противостояли жестокости палачей. Жаль, немногие способны отринуть жадную плоть. Ты уже начал интересоваться женщинами, Давид? Не красней, всякий юноша подвергается искушению. И умалчивать о грехе значит поддаваться греху в сердце своем. Думаешь, сын мой, я не знаю, что блудница из Кафы передавала тебе сладости и приветы? Она совратила тебя?
- Нет конечно, отец Ованес! Пальцем ее не тронул, виделся лишь единожды. И ни сном, ни духом...
- Что же ты скрываешь, сын мой? Я давно чувствую тяжесть тайны, омрачающей сердце.
- Во мне нет божественной благодати! - неожиданно для себя выпалил Давид и закашлялся, восстанавливая дыхание. - Я не слышу ангельских голосов, не вижу Христа с апостолами даже во сне и понятия не имею, почему простая вода ручья исцеляет больных. Я не чувствую себя избранным, отец Ованес, и не хочу быть монахом. Позвольте мне уйти в мир!