Выбрать главу

Симха отбросил саз на подушки, словно змею, подхватил внука на руки, стиснул в объятиях:

- Успокойся, Довид, сердце мое. Все хорошо! Господь по множеству милосердия Своего пусть вылечит тебя от болезни твоей, и излечит тебя от хвори твоей, и укрепит на одре болезни. Бог с тобой, милый!

- Бог со мной, - неожиданно согласился ребенок.

Встревоженный Симха всмотрелся в глаза внуку и увидел там безумие. Так смотрели юродивые, что бродили по Ершалаиму и выводили молитвы кровью на стенах. Так скалился припадочный дервиш, закованный в вериги, бряцающий цепями в порту Алеппо. Так смеялась молодая рабыня, у которой отняли младенца на рынке Кефе - она смеялась и пела про золотой виноград, пока ее не уволокли в зиндан. Ай, беда, обойди стороной!

- Стэрка, золотце, беги позови бабушку! С Довидом нехорошо.

Внучка припустилась в дом - только пятки сверкнули. Малыши притихли, поняв, что веселье кончилось. Лишь глупышка Зарах, воспользовавшись случаем, набивал рот рассыпанными финиками и урчал как котенок.

...Напасть никогда не приходит одна. Любой, кто дожил до седин, знает - беда беду ведет в поводу. Взглянув на бледное лицо Захарьи, третьего сына Камбуров, на искусанные в кровь губы и ввалившиеся глаза, Симха мгновенно понял - Каргал-Ата нынче продырявил священный бубен, ясный солнечный день станет черным.

- Ногай идет, Симха-баба’. С ним тумен войска. Чуфут-Кале взяли, осадили так, что птица вылететь не сумела бы. Обманом открыли ворота, сожгли кенасу и священные свитки тоже сожгли. Мастеровых увели, проклятые, девушек и парней молодых. Остальных вырезали от мала до велика.

- И гахама Овадью? И газзана Иосифа? Великая Яса запрещает убивать священников и детей ниже тележной чеки...

- Плевал Ногай на Ясу, Симха-баба’. Он с Тохта-ханом схлестнулся насмерть за Крым, кто осилит, тот и править будет. Надоело Ногаю в беклярбеках ходить, хочет всю Золотую Орду себе. Тохта ушел в Кърчевъ зализывать раны. А Ногай валом валит, грабит, режет, тешится, словно последний день на свете живет.

- Пусть настигнет его участь Амана и Амалека! Плюю на его могилу. Где сейчас войско Ногая?

- Пять сотен ногайцев на рассвете вышли из Карасубазара. Я загнал двух лошадей и опередил их на полдня не больше. Бежать надо, Симха-баба’, ай, бежать!

...Эски-Кърым хорош всем. Доброй щедрой землей, изобильной водой (редкость в Тавриде), чашей гор, прикрывающей от злых ветров, перекрестьем дорог - хочешь иди в Солдайю, хочешь в Кефе, хочешь на Карасубазар и дальше к долинам Бахчисарая. Вот только крепостных стен здесь так и не возвели - грозные имена ханов и слава мечети Бейбарса берегли город до поры до времени. Караимы отважный народ, но защитить свои дома они не смогут - если уж пещеры и скалы Чуфут-Кале не спасли...

Симха-баба’ отер лицо ладонь. Ай, Адонай Тенъри, Тенърисы чаваотнын. Боже наш, боже воинств, защити свой народ в канун священного дня субботы.

- Собирай всех, Захарья. Пошли парней, пусть бегут на площадь, бьют в колокол. Позовите отца с виноградников. Отправьте кого-нибудь в Амарету, предупредите болгар и греков. Угоняйте стада на Козью гору, там же по оврагам прячьте женщин и золото. У имама Мухаммеда попросим, чтобы дал приют старикам.

- А как быть тем, кто захочет драться?

- Устроим засаду на въезде, перекроем дорогу, перестреляем кого успеем, попробуем взять в клещи. И отправимся прямо на небеса - в городе и трёхста сабель не будет, вместе с караванной охраной и ханской сотней. Я старейшина рода и сам поведу людей.

- Прости, Симха-баба’, но ведь ты...

- Стар. Да, стар, но еще не бессилен. А вот ты, Захарья, нужен роду живым.

- Как так можно, баба’?

- Заткнись. Стэрка, Стэрка, голубка, собирай малышей, скажи бабушке с мамой, пусть оденут их потеплее. Ты сумеешь управиться с лошадью если что?

- Да, баба’.

- Хорошая девочка. Захарья, бери телегу, грузи детей и езжайте к Сурб-Хач. Скажи отцу Геворку...

Симха- баба’ задумался на мгновение, стоит ли напоминать, потом сдернул с пальца печатку со львом.

- Передашь отцу Геворку, что Симха Казас ради живой собаки просит укрыть детей.

- Я не понял, баба’.

- Не понимай. Просто скажи. И останься с монахами, пока все не закончится так или иначе.

Внук сжал кулаки в гневе, но не посмел возразить старшему. Коротко поклонившись он метнулся в дом. Тотчас раздались крики и плач, побежали в разные стороны быстроногие юноши, суетливо загомонили женщины. Торопливый Захарья набросал на телегу сена, кинул мешок муки, взял у матери кошелек с золотыми. Стэрка вывела кое-как закутанных малышей. Перепуганного Довида Симха-баба’ посадил первым, потом играючи, с прибаутками забросил в душистое сено остальных внуков. Вытряс на колени Стэрке мешочек сладостей - балуйтесь, малышня, погладил по морде бодрячка-мерина. Сам открыл ворота и подождал, пока телега скроется за поворотом. Кысмэт больса, если судьбе будет угодно, вы выживете.