Хриплый стон прозвучал снова. Отерев рот, благодарный Давид поспешил на помощь больному - вдруг целительный дар не иссяк и получится отблагодарить гостеприимного человека. Дверь не поддавалась, юноша надавил плечом, потом толкнул и ввалился в мрачную комнату, больше похожую на часовню. Четыре масляных лампы освещали помещение, посередине возвышалось резное деревянное ложе, отделанное костью. Грузный, потный могучий на вид мужчина связанный, словно баран, был пристегнут ремнями к кольцам и хрипел, орошая слюной кляп. На больного он не особенно походил. Повинуясь естественному порыву, Давид вытащил изо рта пленника смрадную тряпку и услышал свирепый татарский шепот:
- Развяжи! Развяжи быстро, если тебе дорога жизнь!
Давид остановился в нерешительности. Кто знает, вдруг в лихорадке несчастный буйствует, бредит и вредит себе? И Прокоп связал брата из лучших побуждений? С другой стороны, насколько можно различить в свете ламп, пленник раскос, смугл, длинноус, одно ухо отрублено и на груди шрам. Никакой он не грек! Разбойник? Гробокопатель?
- Хозяин дома душегуб и злодей, - продолжал между тем пленник. - Он дал мне вина с терьяком, а когда я уснул, привязал к ложу и собрался отрубить ноги, дабы сравнять нас в длине. А потом похоронить у себя на кладбище, рядом с другими дурнями. Заботится о душе, сукин сын...
Татарин разразился бранью, потом замолчал.
- Послушай, парень, как тебя звать? Дуда? Погляди, здесь валяются мои вещи. В седельной сумке пайцза хана Тохты, я Куремши, его сотник, вез письмо хан-заде Ильбасару - домой надо, отец болеет, темники темнят. Коротким путем ехал, дернул шайтан остановиться, воды попить. Смотри скорей - вернется Прокоп, убьет обоих!
Присев на корточки, Давид и вправду увидел седельные сумки, роскошную саблю, кривой кинжал, пропахшую лошадиным потом дорогую одежду. Не врет! ...Ремни оказались невероятно прочными, Давид изо всех сил пилил ножом, но прорезал едва до половины, когда хлопнула дверь.
- Доброе вино старой лозы, гость дорогой! Эвоэ, выпьем во славу... - Прокоп замолк, огляделся по сторонам и ввалился в открытую дверь. - Лазутчик проклятый! В дела мои решил нос сунуть, умереть раньше смерти, жертвенного ложа избегнуть? Отсюда живьем не уходят!
- Ты же принял меня как гостя, Прокоп, хлеб со мной ел, - возмутился Давид. - Греха не боишься?
- Нет на мне ваших грехов, плевал я на Белого бога, - рявкнул хозяин. Добродушное лицо его исказилось в свирепой гримасе, зубы оскалились как у зверя, мышцы вздулись буграми. Вытянув вперед длинные руки, душегуб набросился на Давида, пытаясь его схватить. Проворный юноша увернулся и выскочил в сад. Если получится выбежать из калитки, то затеряться в лесу или скатиться в овраг проще простого. Скок - и нету! Жаль жеребец привязан - чуя неладное, конь дико ржал и рвался прочь, он легко унес бы всадника прочь от опасности. Кружа между деревьями, Давид попробовал запутать преследователя, но запутался сам. Корявый корень яблони словно бы сам лег под ноги, удержать равновесие не удалось. Воспользовавшись моментом, Прокоп навалился на пленника и, сделав петлю из пояса, ловко связал его. Испуганный Давид не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, кисти тотчас затекли. Следовало бы молить о пощаде, но вряд ли мольба принесла бы пользу.
Ярость с лица Прокопа сошла, как не бывало. Ухватив пленника за шиворот, он поволок его к дому, бурча под нос:
- Нарви для венка нежной рукой свежих укропа веток. Где много цветов, тешится там сердце богов блаженных. Я убью тебя медленно, маленький мой беглец. Ты мал ростом, поэтому будешь привязан за четыре ремня и растянут на ложе, пока не умрешь во славу тех, чье имя тебе даже знать не следует. А перед тем, как спуститься в Аид, насладишься чужой смертью.
В комнатах стояла тишина. Прокоп бросил пленника в трапезной и поспешил в комнату с ложем. Сжавшись в комок, Давид замер. Раздался хлюпающий удар, словно кто-то разрезал баранью тушу, сиплый крик, затем звуки драки. Понять чья возьмет, не видя потасовки, не представлялось возможным. Давид попробовал помолиться, но слова молитвы от страха ушли из памяти. Оставалось просить Господа о защите и милосердии. Многие говорили, что Давид избранный и родился не зря - неужели затем, чтобы сгинуть от лап злодея в глухом углу?
Темная фигура показалась в проходе. Кто? Куремши. Сотник-татарин с саблей в руках, огромный как бык, исцарапанный и оторопевший.
- Я отрубил голову душегубу! Отрубил насмерть, а тела нет, только грязь на полу. Может я сбрендил и сам себя привязал ремнями?