Галочка никогда не была в цирке, никогда не видела живых тигров. Зато ей разрешалось бродить хоть по всей Казани. А еще Галочка по секрету рассказала Нине, что за кремлем разбойники рассыпали клад.
И, правда, там оказалось много-много разноцветных камешков. Старшая подруга уверяла, что все они волшебные. А как она дралась с мальчишками! Настоящая разбойница!
С утра Нина ждала, когда Галочка выйдет на улицу. Роза, забытая, обиженная, часами сидела на подушке, а ее хозяйка стояла у окна.
Город звал мяуканьем кошек, боевыми кличами мальчишек, мерными пересудами старушек возле дома.
Но стоит только выйти Галочке, и каждый камень во дворе станет потайной дверью, ведущей в подземелье, а каждое дерево — заколдованным принцем.
И тогда Нина окликнет подружку из окна и поспешит к ней на улицу.
С приходом весны Наталья часто оставляла окна открытыми.
Свет и тепло входили в комнату, невидимыми кошками играли с невидимыми мышками, и казалось, будто это ветер запутался в складках кремовых штор.
Невидимые кошки звали поближе к солнцу, и как-то раз очень кстати кто-то поставил к подоконнику стул. Нина взобралась на него. Оказалось, это совсем не сложно. Зато двор сразу кажется ближе и больше. Девочка перебралась на подоконник и свесила ноги на улицу.
Так вот что такое весна! Когда солнце близко-близко и светит ярко-ярко, и хочется смеяться, даже если кто-то невидимый и страшный бормочет из угла обычную свою скороговорку.
Нет, не одна! Есть мама и папа. И Толик. И скоро вернется Сережа. Есть Роза и Галочка. Молчи! Не одна! не одна!! не одна!!!
Девочка засмеялась и поболтала в воздухе ногами.
Противный голос смолк и вдруг взметнулся к окну со двора сотней невидимых кошек.
Нина вскрикнула и соскользнула с подоконника.
— Не плачь! Ну… не надо.
Девочка снова стояла в светлой комнате и размазывала сжатыми кулачками слезы по щекам.
Падая, она пыталась схватиться за воздух, но что-то чудом удержало на краю.
Чудом оказались руки отца, большие сильные руки крестьянина.
Еще бы секунда, и… Степан молча поставил дочь на пол, и сильные руки обвисли плетьми. Нина посмотрела в глаза отца и заплакала, а он не знал, что сказать, и повторял теперь, как заклинание: «не плачь, не плачь».
Беда навалилась тяжело, неожиданно, как будто обрушились стены. Разом четыре стены.
Нет, это началось не сразу. Нина помнила тот день так же хорошо, как елку в доме тети Полины.
Ветер подгонял к невидимой черте первые опавшие листья. Кончалось лето.
Августовское утро предрекало радостный день.
Накануне Степан принес домой зарплату, и Наталья собиралась на рынок.
— Пойдешь со мной, Ниночка? — Наталья легким движением поправила выбившуюся из-под темно-синего платочка прядь и улыбнулась, как всегда, мягко, чуть грустно.
Но Нина и сама, едва увидев в руках матери корзину, отложила в сторону куклу.
Что может быть интереснее, чем бродить вместе с мамой между рядов, где розовощекие торговки наперебой предлагают зеленоватые помидоры и мягкий «белый налив», и могут даже дать попробовать вишен и на ложечке сметаны.
Наталья купила молока, селедки, немного огурцов и помидоров.
А на обратном пути Нина нетерпеливо тянула мать за рукав ветхой серой кофточки в крапинку.
По дороге домой вкусно пахнущим соблазном манило белой вывеской с синими буквами «СТОЛОВАЯ» одноэтажное кирпичное здание.
Нина знала: мама не пройдет мимо как будто нарочно приоткрытой двери, откуда доносятся восхитительные ароматы сдобы и жареного мяса.
Особенно вкусными здесь были котлеты. Обжигающие, сочные.
— Котлетку для дочки? — вспомнила Нину улыбчивая пышная, как сдобная булочка, повариха.
Наталья всегда с зарплаты покупала здесь дочери котлету.
С приятно щекочущим чувством, как накануне большого праздника, Нина ждала, когда ладони ее согреет теплая тяжесть.
Поджаристая корочка приятно хрустела во рту, дома будет вкусный обед. Но радости не было. Что-то неуловимо изменилось этим летом в матери. И это неуловимое пугало, потому что было во всем — и в желтом пепле опадающего лета, и в потрескавшейся, почти растворившейся в череде дождей букве «Т» в слове на старой вывеске «СТОЛОВАЯ». Даже солнце светило иначе: все еще мягко, но в лучах его поблескивал холодок. Такой же холодок появился и в матери.
Она давно не носила светлых платьев. Невзрачная кофточка и такая же тусклая юбка заметно болтались на ней.