– Понятно, – улыбнулась я, чего-то подобного и ожидая.
– Вы целоваться будете или как?! – возмутился Эрик.
– Эрик, от кого у тебя столько бестактности? – возмутилась мать.
– Настаивают? – спросил Олег, глядя на мою реакцию.
– Да.
– Ты сама-то как? Можно сказать, что, мол, Мирослав меня за это убьёт и всё такое, – попытался придумать отговорку Олег.
– Мы ему не скажем, – покачала я головой. – Всё-таки традиция, нехорошо нарушать.
Олег очень печально вздохнул и обнял меня, касаясь моих губ своими. Поцелуй был короткий, немного грустный и недосказанный, а на сердце появился странный непонятный осадок. Хоть перецеловывайся нормально.
XII
Когда мы вернулись в Академию, было необычно тихо и даже пусто в таком огромном замке. Эту паутину беззвучья периодически разрушала только Анжела своими криками, но я их слышала не так часто. Я почти безвылазно сидела комнате, отчасти потому что на моём попечении оставался Рэм. Мне очень нравилось наблюдать из окна, как искрится на солнце снег, не тронутый грехами цивилизации. Только ради тренировки я оставалась в облике Миранды. Поначалу было странно видеть себя такой, но постепенно я привыкала, и лицо девочки с голубыми волосами казалось чужим.
Никогда не представляла себя блондинкой, но быть настоящей красавицей мне очень нравилось. Я мечтала, глядя на растущие сугробы, как все увидят меня, удивятся. И в тайне надеялась, что Юра перестанет меня воспринимать как приятельницу. Я же теперь даже не простой преподаватель, я принцесса. Он так отреагировал на мое появление тогда в коридоре… Наверное, даже то, что это всё та же я, не испортит ему настроение.
Хотя не знаю, насколько я оставалась собой. Во-первых, я казалась старше, чем раньше. Во-вторых, облик сам по себе был какой-то спокойный и взрослый. Я двигалась иначе, говорила не так, осанка стала намного ровнее. Настолько неуютно было спускаться в столовую с другим лицом.
Пару раз ко мне забегали Олег и Анжела, пытаясь вытащить на природу. Если учитывать, что я быстро прятала за спиной дракона, с которым Игорь отказывался сидеть больше получаса, то никуда я не выходила. И только шестого числа, когда приехала Ария, забрав своего питомца, я смогла выбежать белой волчицей на кристальный снег, перепугав всех встречных студентов. Недовольно подумала, что таких нервных надо на отчисление, но лиц запомнить не успела.
На улице было снежно и по-новогоднему свежо. Я с удовольствием пробежала пару кругов вокруг замка, гоняя редкую лесную живность. Свои забавы я бросила только тогда, когда передо мной, мягко улыбаясь, предстал знакомый Женя.
– Добрый день, – поздоровался он, когда я настороженно на него посмотрела, пытаясь изобразить настоящего волка.
Всё настроение безжалостно испортили, поэтому я только обернулась человеком, поплотнее закутавшись в белую шубку.
– Что-то случилось? – с намёком спросила я. Искренне хотелось от него сейчас отделаться, потому что шальной свежий воздух намного приятнее при волчьем беге, а не когда человеком мёрзнешь на улице.
– Нет, я просто хотел с тобой прогуляться, – признался он, протягивая мне розу.
Я удивлённо моргнула, чуть смущённо улыбнулась, но пройтись согласилась. Волчица внутри помянула недобрым словом цветок, который в принципе, абсолютно бесполезен, но выкинуть его и побежать дальше у меня ни рука, ни лапа не поднимались. Астрид, кажется, заразна. Ария в этом плане куда более практичная приятельница.
– Почему ты не уехал домой, к родителям? – начала я разговор издалека.
– Я из Рейхарда, отец сейчас на задании, с матерью мы поругались. Она очень не любила Селену и идею возвращения на трон её дочери восприняла в штыки.
– Извини, что спросила, – смутилась я, утыкаясь носом в страдающую на холодном ветру розу.
– Не страшно, я не вижу смысла таить от тебя что-либо, – сказал он, глядя в небо.
– Почему? – насторожилась я отчего-то.
– Конечно, может ещё слишком рано об этом говорить, но ты мне очень симпатична.
Внутри что-то оборвалось, когда он посмотрел на меня. Почему-то не было того безумного самоудовлетворения, как после взглядов Юры со Стёпой или разговора с бароном Георгием. Да, появилось желание сейчас прижаться к Жене, но внутри грязным комком роилось что-то мерзкое.