Это и правда был другой человек, но трудно поверить, что так выглядит ее душа. Неброская, но приятная. Хотя, может, это ее настоящее лицо, а не ее души?
— Душа сама рисует свое лицо, когда ей позволяют, — объяснила мне Астрид, окунаясь обратно.
— Вот это как раз не очень хорошо.
— Почему? — наивно спросила она, сверкая на меня уже своими голубыми глазками.
— Мне нужно конкретное лицо. Чужое.
— Я никогда таким не занималась, — засомневалась белокурый центр мужской вселенной. — Но, я думаю, что можно попробовать перед зеркалом не выпускать свою душу, а понемногу изменять свои черты лица. Сначала упорно представлять другие губы, потом, например, глаза. И так далее. Может, тогда что-то и получиться. Только надо очень четко представлять тот образ, который должен получиться.
— В общем, надо долго и упорно тренироваться, — заключила я, попутно подумав, что ради пяти минут я устроила парням такой разнос, который они будут припоминать мне при самой скверной памяти полгода.
— Я сейчас больше не могу ничем помочь, — развела она руками, действительно сожалея.
— Сейчас ничего и не нужно.
— Если что — заходите!
Я вышла из ее комнаты. Не оглядывалась, но шестым чувством ощущала, что вся выставленные мной страдальцы сейчас снова забираются на территорию бедной девушки. Странно, что она их не посылает. Еще более странно, что они всей толпой друг друга терпят. Видимо, возможности заходить по одному у них нет.
— Зачем ты общалась с этой стервой? — услышала я знакомый голос за спиной.
— Это кто здесь стерва?! — обернулась я, не дав ничего сказать Астрид. Потому что если она ляпнет что-то ободряющее ему, я придушу обоих. А за нее Олег мне точно голову открутит. — Значит так, студент Резников! Завтра на пересдачу профессору Волковую Я сейчас лично предупрежу его о том, что ты мухлевал. А если попытаешься еще что-то вякнуть, то устрою все так, что ты вообще из академии полетишь. Ясно?
— Да кто ты такая?!
— Профессор соседнего факультета, — четко выплюнула я, направляясь ябедничать прямо к Олегу.
Все-таки я была злая, злопамятная и злотворящая. Здесь я окончательно почувствовала себя в своей стихии и упрямо применяла на практике правило: либо ты их, либо они тебя. Какой кошмар! Вот во что они только превратили тихую и послушную меня? Даже страшно себе представить, что бы здесь творилось, если бы Ария не была завхозом, а преподавала.
— Княгиня! — я подскочила как ошпаренная, глядя прямо в глаза возвышающемуся надо мной Мирославу. — Где документы по мероприятию?
— Завтра же принесу, — чуть замявшись вначале, заверила я, надеясь, что меня не убьют прямо здесь. — Там мелкие недоработочки остались. Но завтра же все будет лежать у вас на столе!
— Хорошо, — спокойно кивнула ректор, удаляясь от меня по коридору.
Я тяжело вздохнула, вытирая со лба почти проступивший холодный пот. Не стоит и говорить, что я даже не доделала ту часть, которую могла осилить самостоятельно. Все-таки есть те вещи, которые не меняются. Я в этом плане просто безнадежна. Как бы я не хорохорилась, нападая на студентов, я так и осталась трусихой. До Анжелы и тем более Арии мне как до луны пешком. И то, если я сама того захочу.
III
Дни летели по своему обыкновению, развиваясь по привычному сценарию и заворачиваясь в замкнутый круг, чтобы начаться снова. Я старалась жить как обычно, забывая о тех проблемах, которые создавала себе сама. Только вот они, несмотря на веселую суету вокруг, никак не хотели позволить мне не помнить о них.
— Если пришел конец света, скажите, что я сплю, — сонно бурчу я с утра, заводя привычную волынку.
— Пришел только я. Профессор, ты опять проспала.
— Отвянь, Богдан! Я еще успеваю одеться, добежать до столовой и поесть там. Лучше студентов предупреди, что я задержусь по уважительной причине.
— Все никак понять не могу, чем это ты ночами занимаешься? — ворчит Богдан, неотступно следуя за мной.
— Бюрократией!
— Какой у нас ректор…
— Доброе утро!
— Доброе утро, барон! А мы как раз о вас говорили!
— И о чем же именно?
— О том, что вы у нас такой замечательный ректор! Только на вас вся академия и держится.
Он довольно улыбается, и эта улыбка режет мне глаза моим враньем. Он знает, что я преувеличиваю. Но даже не догадывается, что после того дневника мне хочется выцарапать ему глаза не меньше, чем Деяниру. Только мы с ним на одной стороне, и Мирослав кажется мне намного страшнее. Я никогда не была поклонницей самоубийства через обезглавливание.
— Ты же целый? — удивленно спрашивала я у эвакуированного с боевого задания в Рейхарде Олега.
— Целый, — подтвердил он.
— Анжела! — возмутилась я, — он целый!
— Снежана, я же сказала: «Он был ранен».
— Когда? Когда я пару вела?
— Нет, раньше.
— В детстве? Голову разбил? Твою?
— Раньше, тьфу! Позже!
— На меня напали, — вмешался в нашу очень содержательную и весьма познавательную беседу Олег, — какой-то урод ногу разодрал, чуть не сломал. И так чуть-чуть поцарапал.
— Какую ногу?
— Левую!
Я бесцеремонно дернула за левую гачу, чтобы закатать их и посмотреть на рану собственными глазами. Штанина не закаталась, а взлетела вверх свободным полотнищем. Так, брюки порваны, раны нет.
— У меня визуальные галлюцинации или просто глюки?
— Если ты видишь торчащую кость, всю в крови, то галлюцинации, а если ее еще и едят крысы, то это глюки, — ехидно прокомментировала Анжела.
— Странно, но я ничего не вижу.
— То есть как ничего? А моя нога? — испугался оборотень.
— Ногу вижу. Только, как ни странно, целую.
— А если мы ее сейчас сломаем, тебе будет не странно?
— Не странно. Я бы тогда хоть что-то поняла.
— А что тут не понимать? У Олега была повреждена нога. Ядвига ее вылечила.
— Так, то ли вы сильно пьяные, то ли я сильно трезвая. А какого черта меня надо было с пары выдергивать?
— А ты не хотела порадовать больного своим видом?
Непосредственная в своей бесцеремонности Анжела и более тактичный, но слишком внимательный Олег теперь вообще старались не отходить от меня ни на шаг. Мне бессовестно срывали пары и каждый свободный общий час усаживали за мутную и непонятную работу.
— Мы предупредили магистра Евгения Птицына? — в очередной раз спрашивала я, перебирая документы.
— Нет, конечно!
— А почему? Он же не успеет собрать всех ребят!
— На это надо всего дня два-три!
— Но это же мало! Надо заранее!
— Не надо заранее. Он все равно забудет. Надо впритык!
— Анжела, объясни мне, наконец, пожалуйста…
— Так «наконец» или «пожалуйста»? Ты сразу определяйся, я тебе не толковый словарь!
— В каком смысле?
— Я все подряд слова объяснять не намерена! Могу объяснить только одно. Тебе что больше нужно? Что ты на меня смотришь как удав на кролика, которого он не может съесть?!
Спорить с ней было бесполезно, а на задания ходить даже еще хуже. Лучше бы я сидела и неотрывно занималась со студентами, при этом подрабатывая сиделкой у Олега, на «выписку», которого я молилась как могла. С ним было намного приятнее работать.
— Анжела, тебе когда-нибудь говорили, что ты самоубийца?
— Да, бывало даже не один раз в минуту!
— Какого черта ты сюда на каблуках пришла?
— Я же не думала, что здесь обрыв на обрыве!
— А без обрывов тебе бы за ним было удобнее на шпильке гоняться, чем в кроссовках?!
Ее хотелось душить голыми руками, так что я невольно начала сочувствовать Олегу и графу Василию, пережившим такое стихийное бедствие. Ей были не страшны ни непробиваемые магией существа, ни вражеские шпионы, ни травмы всех частей тела, которые она не получила только, видимо, из-за крайней везучести.