Пленник начал приходить в себя и принялся тихо стонать от боли. Атман с размаху дал ему пощечину.
— Если тебе проще, — сказал он, — можем по очереди. Один вопрос — один ответ. Не будет ответа, тебе споет железную песню наш добрый друг Кривой.
— Да, — донеслось со стойки, — добрейший человек этот наш Кривой. И мухи не обидит!
— Только крылья оторвет и лапки выдернет. Но не обидит, — заметил второй. Оба комментатора засмеялись. Кривой довольно осклабился.
— Ну, вот видишь, как его у нас любят, — сказал атаман. — Начнем, пожалуй. Кто ты такой? Ну? — прикрикнул он, глядя на дергающую челюстью жертву. — Отвечай. Считаю до трех. Раз, два, три. Давай, Кривой!
— Стойте, стойте, — закричал связанный, — я все скажу. Все! — он всхлипнул.
— Ну, вот и хорошо! — довольно прогудел атаман. — Как говорится, надо только найти правильный ключик к душе человека. Выкладывай!
— Меня зовут Фиско
— Из Немедии едешь?
— Да.
— Далеко забралась, немедийская рожа, — ухмыльнулся атаман.
— Я не немедиец.
— А кто?
— Из Коринфии я.
— Это где еще? Знатный?
Фиско отрицательно покачал головой.
— Нет, ну что за недоумок, — вновь вставила свое меткое замечание «стойка», — мог бы хотя бы соврать. К Нергалу ты нам тогда сдался живой? Выкупа за тебя не получишь. Ты думаешь, мы тебя бесплатно возить по Аквилонии будем?
— Н-ну з-з-аачем его п-пугать? — осуждающе проговорил Кривой.
— У меня богатая семья! — быстро сказал Фиско.
— Молодец, вот это хорошо! — довольно воскликнул Заросший. — А теперь к самому интересному, — он похлопал связанного по спине. — Ведь не просто так ты такое расстояние проехал. Так куда ты едешь, и что означают эти сказки про животных?
— К-какие сказки? — удивился Фиско.
— В бумаге твоей, — атаман взял пергамент и поднял его повыше.
— Меня попросили доставить это письмо в Тарантию. Я и не знаю, что там написано. Я вообще больше ничего не знаю!
— Ну, может быть, а может быть, ты врешь, собака, — медленно проговорил бандит. — Так ведь мы тебе сейчас его прочитаем, и ты нам подробно объяснишь, что это копошение в засранном зверинце означает, — он повертел письмо в руках, а затем пиханул Кривому сказав, — читай еще раз, грамотный.
— «Л-л-лев и т-тиг-р, — начал тот, заикаясь и по слогам, проговаривать слова, — г-г-го-то-вы вци… вцеп-п-иться д-д-друг д-дру-гу в глот-ки из-за д-добы-ч-чи. П-пус-кай лисица б-быст-ро т-т-тя-нет к-кусок мя-са». Все, — закончил он, — ч-ч-чушь какая-то!
— Ну? — сказал атаман, ударив в ножке стула к которому был привязан пленник. — Выкладывай!
По лицу Фиско было заметно, что он что-то понял, но, тем не менее, ответил бандитам так:
— Действительно, ерунда, какая-то! Нечего мне сказать. Я гонец, ничего я не знаю и не понимаю.
— Та-а-ак, — протянул атаман, — Кривой, начинай!
— Нет! — запричитал пленник, увидев, как криворожий взял молоток и наклонился к его ногам, — Нет! Не надо! Я ничего не знаю! Пожалуйста, будьте милосердны!
Кривой посмотрел на атамана, но тот покачал головой, бей, мол. И палач начал бить. Пленный вопил от боли и, захлебываясь слюной, продолжал уверять палачей в своем незнании. После пятого удара он вновь потерял сознание. Его облили водой и мучения продолжились снова. Наблюдавшему за этим Авлию стало нехорошо, он закрыл глаза и постарался не слушать, но, разумеется, ничего у него из этого не получилось.
Когда в очередной раз жертва потеряла сознание, в зал заглянул еще один бандит, спустившийся сверху.
— Атаман, нельзя ли потише, — робко начал он, — ребята там спать пытаются, а вы тут шумите.
— Что, тебя крайним назначили? — злобно сказал Заросший, — Сейчас тебя вместо этого болвана посажу, — пошел вот отсюда! Передай смельчакам, что на Серых Равнинах отоспятся.
Бандита, как ветром сдуло.
— Атаман, — сказал один из бандитов у стойки, которым тоже стало явно не по себе от разыгравшегося перед ними зрелища, — может он, и вправду ничего не знает. Кривой и так уже из его ног месиво сделал. Как мы его потом таскать будем? Ты же выкуп за него хочешь.
— Ну, хорошо, — произнес атаман, — Кривой, разбуди его.
На этот раз жертва приходила в сознание долго. Настолько долго, что Веракс уже подумал, что пленник умер от страданий. Тем не менее, настойчивая работа Кривого дала результат, и, воя от боли, Фиско вновь взглянул в глаза своим мучителям.
— Знаешь, — сказал атаман, — парни тебе поверили. Я не поверил. А они поверили. Я послушаю пока своих ребят. Ничего не знаешь, ничего не понимаешь? Хорошо. Тогда скажи, кому ты это письмо вез? Куда конкретно в Тарантии, ты собирался его доставить?
Фиско побледнел, как бумага и задрожал, как осенний лист.
— В…в…в….в…в. — начал он.
— Ну! — рявкнул атаман.
— В неб-бесный д-двор-рец. Королю луны.
Несколько мгновений в помещении стояла полная тишина. Нарушил ее Кривой:
— Ат-т-таман, к-кажись он с-с-с ума с-сошел.
— Точно, — добавила «стойка», — свихнулся!
— Не сошел он с ума! — заорал атаман. — Эта свинья надо мной издевается! Что, характер захотел показать?
— Нет, н-нет, — залепетал Фиско. Он хотел сказать что-то еще, но ужас не позволял ему больше произнести ни слова.
— Кривой, отрежь ему ухо! Медленно!
Низкорослый взял со стола тесак, схватил Фиско за правое ухо, и даже немного с сочувствием ему сказал:
— Ради Б-б-бэла, т-только не д-д-дергайся!
Затем он начал пилить. Пленник принялся вопить:
— Это все, что я знаю….
Потом он замолчал — видимо действительно что-то помутилось у него в голове — и попытался быстро встать со стула. Судорожно извиваясь, он приподнялся, а затем, покачнувшись, навалился всем телом на своего палача. Все эти действия окончилась плачевно. Тесак, находившийся в руках Кривого, отсек остаток уха коринфийца и глубоко вошел его шею. Фиско похрипел немного, подергался и затих.
— Кривой! — завопил атаман, — Сэт сожри твои потроха! Что ты наделал?! — он начал бить криворожего по голове, — Все секреты теперь с ним ушли! Недоумок! Урод! Сын свиньи и козла!
— Я же ск-казал ему не д-дергаться, — кое-как закрыв голову руками, проговорил низкорослый, — я не виноват!
Заросший еще поорал немного, поругался, а затем успокоился.
— Ладно, Нергал с ним, — сказал он, наконец — все равно не местный, толку от него никакого. Только время впустую потратили.
Затем он подошел к стойке и потребовал вина. Некоторое время, сёрбая, заливал себя выпивкой. Утолив же жажду, процедил:
— Кто у нас следующий?
Все дружно уставились на Авлия.
— А! Благородный рыцарь в сияющих доспехах, — ухмыльнулся атаман. — Давно очнулся, господин? — Слово «господин» он проговорил так, словно выплюнул нечто мерзкое изо рта. — Ребятки, нас ждет еще потеха! Вынесите вон те два куска падали, а рыцаришку привяжите к нашему теплому, приятному месту.
Пока подручные вытаскивали убитых во двор, Авлий ненавидящим взглядом сверлил главаря. Тот расслабленно потягивал вино, не обращая на Веракса особого внимания, бросив только раз:
— Ну чего уставился? Гляди, гляди, потом посмотрим, сколько в тебе гонору останется.
Один из вернувшихся бандитов сказал громко:
— Атаман как-то тихо на улице, парней не слышно и не видно.
— Опять надираются вместе на заднем дворе, — скрипнул зубами Заросший, — видимо прошлого моего урока было мало. Притащите этого, — он указал на Люта пальцем, — а потом ступайте во двор и наведите порядок. Оба!
Затем Авлия начали развязывать. Стойко терпя боль, он ждал, пока кровь вернется в онемевшие конечности, расслабившись насколько это было возможно.
— Кажись, выдохся наш воитель совсем, — сказал один из разбойников, — что, больше никаких «налетайте, кто хочет сдохнуть первым»? — изменив голос, спародировал он рыцаря под смешки товарищей и ударил Люта ногой.
Бандиты встали по бокам от Веракса, взяли его за руки и медленно потащили к столу.
— Тяжелый, сволочь, — произнес весельчак.
«Пора!», — подумал Авлий.
Он резко напряг руки, перенес тяжесть тела на свои больные ноги, чертыхнувшись от того, чего это ему стоило, вырвался из захвата державших его головорезов и двумя ударами кулаков, под аккомпанемент визга отскочившего в страхе Кривого, уложил их лежать на пол. И тут же упал сам, когда тяжелый кулак атамана нашел его подбородок.