Люца поднялась и послушно пошла за малолетней подругой.
«А ведь у малявки тоже дар, — подумал Грац, — успокаивать обиженных, утешать плачущих. До чего же светлые девчата собрались вокруг тетушки Наши! Даже в Люце нет зла, хотя все, казалось бы, к тому склоняет».
Следом пришло удивительное понимание, до которого даже знаменитый чародей, повидавший, кажется, все на свете, додуматься не может. Человек влюбленный видит во всем мире только предмет своей страсти, других женщин для него попросту нет. А человек по-настоящему любящий прекраснейшим образом может любоваться другими женщинами и признавать их высокие достоинства, ибо любимая превыше всего, и прочие, как бы хороши они ни были, ей не соперницы. Даже Люца со своим великим даром окажется бессильна. Напугать может, а увести Граца — да ни в жизть!
— Ташинька, самовар без тебя закипит, — сказала Наша. — Сходи за девочками, что им в ухоронке зря сидеть. А вы, девчата, пробегитесь по деревне, скажите мужикам, чтобы из погребов вылезали. Отошла беда.
Через минуту в горнице остались только Наша и Дана с Грацем.
— Что, Даночка? — произнесла бабка Наша. — Ты с ним уходишь?
— Ухожу, — поникнув головой, ответила Дана.
— Что ты словно виноватая? Нашла свою судьбу, так иди. Давай, собирайся, а я покуда с твоим суженым поговорю.
Дана вышла в сени, откуда лесенка вела в верхнюю светелку, где ютились старшие девушки. Грац остался наедине с Нашей.
— Тетушка Наша, — спросил он. — Здесь что же, у каждой девушки чудесный дар?
— Девчонок бездарных не бывает, — со странной усмешкой ответила знахарка. — Главное — увидеть, к чему у девоньки душа лежит, и не затоптать дар, а вырастить, как цветок в саду растим. Есть у меня девочки с зеленой рукой, садовницы, огородницы. Ташенька, болтушка, любую ссору развести может, самых злых врагов помирить. Не вышло бы у Люци с чародеем управиться, я бы вдвоем с Ташей к нему вышла; одна Таша маловата еще. Зика раны умеет заговаривать, кровь остановит, даже если боевая жила перебита. Всякие девчонки у меня есть, а ты пришел и лучшую забираешь. Жалко, но тут не поспоришь, выросла, так должна уйти.
— Мы еще в гости придем, — пообещал Грац. Он порылся в котомке, вытащил ажурный серебряный шарик. — Как нужен буду, шарику шепни, я услышу, прилечу, помогу, чем сумею.
— Спасибо, — поклонилась Наша, — хотя лучше, чтобы не пригодилось.
Наша замолкла. Молчал и Грац. Он хотел спросить, какой же дар у Даны, раз сама хозяйка считает Дану лучшей из девушек, но в то же время совершенно не хотелось этого спрашивать. И Грац спросил не то, о чем думал:
— Как с Люцей быть? Дар любви — это проклятие, а не дар, как она с ним жить будет? Может, не стоило этакое растить?
— Дар любви, говоришь? Нету у Люци такого дара, у нее дар влюбления. Девка большая, самая взрослая из тех, что со мной живет, а ее еще школить и школить, чтобы она своим даром научилась ни себя, ни других не калечить. Научится, я знаю. А настоящий дар любви у твоей Даны. Да ты и сам это поймешь.
— Уже понял.
— Еще не понял. Настоящая любовь у вас впереди.
Дана с узелком в руках появилась в горнице.
— Видишь, — повела рукой Наша. — На сборы три минуты, и всего добра — в платок увязать. У моих невест сундуков с приданым нету.
— И не надо, — сказал Грац, взяв девушку за руку.
— Теперь слушайте, — строго велела Наша. — В город вам идти не с руки, там сейчас неспокойно, но и в болото лезть не след. Пойдете сосняком до Корчи, Дана дорогу знает. На Корче орешник растет, туда по осени отовсюду ходят, а значит, оттуда тропы во все стороны бегут. Выбирайте нужную и идите. А я вас в гости жду через год, с внучонком. Охота на внучонка посмотреть.
— Непременно будем, — кивнул Грац. Он хотел спросить: «Тетушка Наша, а у тебя-то какой дар?» — но промолчал. Зачем спрашивать, и так все ясно. Вместо этого сказал: — Спасибо, тетушка Наша.
— Так и ступайте в добрый час. — Большуха шагнула к дверям. — Счастья вам пожелать? Так оно у вас и так будет полной чашей.