Джесси, например, узнала, что Ийя был главным вождем всех сил зла. Он насылал на людей непогоду, а его отвратительное дыхание несло болезни. Низшие демонические божества — водяные, домовые, прочие чудовища. Иктоми был известен как обманщик. Он был свергнут с небес и напомнил Джесси Люцифера, которого тоже изгнали с небес за бунт. Другими духами зла в индейских легендах были дух Вазийся, или Старик, его жена Ваканака, или Ведьма, и их дочь Аног-Ите, или Женщина с двумя лицами.
Вакан Танка являлся главным божеством, но кроме него были и другие высшие божества — Иньян, или Скала, Мака, или Земля, Скан, или Небо, Ви, или Солнце. Мака была матерью всего живого. Скан — источником силы и судьей других богов. Ви был покровителем мужества, стойкости, щедрости и верности.
Младшие божества — Ханви, или Луна, Тейт, или Ветер, Уоуп, дочь Солнца и Луны, и Вакиньян, или Крылатая покровительница чистоты.
Джесси очень понравились боги и вся религия племени лакота. Священным числом являлось четыре. Индейцы знали четыре стороны света и четыре времени года. У них было четыре высших божества и, четыре низших. Они разделяли животных на четыре класса — ползающие, летающие, четвероногие и двуногие. Каждое растение имело четыре части — корни, стебель, листья и плоды.
Священной фигурой был круг: и Земля, и Солнце, и Луна были круглыми. Четыре ветра овевали Землю. Тела животных и стебли растений тоже были круглыми. В природе все, кроме скал, было круглым. Даже жилища людей племени лакота были круглыми.
Чудовищами в религиозном учении лакота считались: Гнаске, или Безумный бизон, который мог вызвать у людей сумасшествие или паралич; Унктехи, превращавший людей в зверей; злые духи Нини и Вату были червями и личинками, несущими людям боль и страдания; Гика подстраивала несчастные случаи, а Кан Оти заставлял людей путаться и терять нужное направление.
Джесси передернуло от воспоминаний, как мать с детства пугала ее злым духом болотных привидений, Богеймэн, который тоже запутывал людей. Но те рассказы казались пустяками, по сравнению с этими, в которых человека превращали в зверя!
Несмотря на снег и холод, Джесси нравились зимние дни в стойбище лакота. Здесь, у индейцев, она чувствовала такую свободу, какой никогда не знала раньше. Они ели, когда хотелось; спали, когда уставали; охотились, когда в этом была необходимость; они танцевали и пели, чтобы призвать на помощь духов, когда холодные ветры продували равнину.
Здесь не было часов, чтобы знать время; не было и высокородных леди, смотрящих на нее свысока только потому, что ее мать была проституткой. Был только Крид, с каждым днем обретавший былую силу. Они проводили друг с другом в вигваме столько времени, сколько им хотелось, спрятавшись под теплым одеялом из бизоньих шкур. В очаге уютно потрескивали дрова, но еще горячее были объятия Крида, и Джесси было так приятно чувствовать себя любимой и окруженной заботой.
Проходили дни и недели, Джесси узнавала больше индейских слов. Она вдруг почувствовала, что ей нравится жить в вигваме. Ей нравились комфорт и свобода просторной кожаной одежды индейских женщин, высокие и теплые гамаши-леггинсы, прикрывающие ноги над выстланными мехом мокасинами. Она научилась готовить пищу на очаге, снимать шкуры с убитых зверей и выделывать их.
С каждым днем крепла и ее любовь к Криду. Здесь вдалеке от цивилизации, он улыбался и смеялся гораздо больше и свободней. Мало-помалу растворялась и твердая оболочка, окружавшая его раньше. Она начала понимать, что до сих пор совсем не знала Крида Мэддигана.
— Что бы ты ответила, если бы я предложил остаться здесь?
Джесси подняла голову от стоявшего на очаге горшка с тушеным мясом:
— Что ты сказал?
— Я спросил, как бы ты отнеслась к тому, чтобы остаться здесь. На неопределенное время.
Джесси долго смотрела на него, а мозг ее в это время лихорадочно работал: «Остаться в стойбище лакота? Жить здесь? Родить здесь ребенка?»
Крид смотрел на нее и ждал ответа.
— Я не знаю, — ответила она медленно. — Я по-настоящему люблю твой народ, мне очень нравится жить здесь. В самом деле, но…— Она положила руку на живот:
— Ты боишься рожать здесь?
Она кивнула.
— Индейские женщины тоже рожают.
— Я знаю.
— Но?
— Ну, это все так примитивно. Я хотела сказать, всякое может случиться, что-нибудь будет не так, возможно, понадобится врач.
— Мато Вакува — врач.
— Он — врачеватель.
— Это одно и то же.
— Но…
—Не волнуйся, Джесси. Это было всего лишь предположение.
— Тебе ведь не хочется уезжать отсюда, правда?
—Нет.
Слезы застлали глаза Джесси. «Почему я чувствую с такой виноватой? Это же не потому, что я не люблю индейцев. Наоборот, я люблю их. Но мне хочется быть поближе к настоящему врачу, когда придет время рожать. Мне хочется иметь рядом повитуху, говорящую по-английски, и врача на случай, если что-то пойдет не так. Крид ведь сможет понять меня? Это мой первый ребенок, и я боюсь его родов так же сильно, как хочу его появления»,
Крид со вздохом обнял ее:
— Эй, у нас ведь все в порядке, любимая? Весной мы поедем во Фриско, как и планировали.
— Ты во мне не разочаровался, ведь так?
— Нет-нет. — Он поцеловал ее в макушку. — Даже не думай об этом.
Он заглянул ей в глаза:
— Я люблю тебя, Джесси.
— И я тоже люблю тебя.
— Отлично. — Он любовно хлопнул ее по мягкому месту. — Ну как, мы отведаем когда-нибудь твоего жаркого?
Постепенно дни становились длиннее, погода— теплее, таял снег. Крид больше не затевал разговора о том, чтобы остаться в индейском стойбище, но Джесси все время чувствовала себя виноватой, будто в чем-то его обманула.
Приближалась весна. В деревне ощущалось нарастающее волнение. Как объяснил ей Крид, это предчувствие первой весенней охоты. И хотя зима в тот год выпала мягкая, индейцам ощутимо не хватало свежего мяса. Молодые парни рвались на охоту. Старшим хотелось отведать мяса из бизоньего горба и языка.
Как только стаял снег, племя снялось и тронулось на новое место.
Это было изумительное и захватывающее зрелище. Воины грузили поклажу и вскакивали на пританцовывающих лошадей. Женщины, шедшие пешком, не прекращали свои бесконечные разговоры. Дети, смеясь, скакали на запряженных в волокуши пони. Собаки с лаем носились, сбивая лошадей в табун.
Джесси никогда не видела ничего подобного. Это зрелище можно было сравнить разве что с громадным цирковым парадом. Она сидела в седле на гордо ступающем гнедом мерине и, подняв лицо к солнцу, ощущала, как сердце переполняется любовью и счастьем. Крид ехал рядом. В штанах из оленьей кожи, блестя на утреннем солнце черными длинными волосами, он ничем не выделялся среди молодых воинов. Он держался в седле с такой же врожденной грациозностью и достоинством, как и прочие, чистокровные индейцы. Тасунке Хинзи дал Криду лук и колчан со стрелами. Мато Вакува одолжил длинноногую серую кобылу.
— Интересно, куда же мы едем? — спросила Джесси.
— Искать бизонов.
— О!
— Я отвезу тебя во Фриско, Джесси. Клянусь! Сразу же после первой охоты.
Она кивнула, расстроенная охватившими ее смутными чувствами и мыслями. Еще минуту назад ей страстно хотелось остаться с людьми племени лакота но теперь показалось, что Крид больше внимания уделял Тасунке Хинзи, чем ей, что ему важнее было оставаться здесь и ехать на какую-то дурацкую охоту бизонов, чем везти ее в Сан-Франциско. Вообще, в последние дни она находилась на грани слез и истерики по любому поводу. Ее груди набухли и стали очень чувствительными. Она постоянно чувствовала себя усталой и разбитой. Санлата объяснила ей, что все эти перемены в ее настроении и самочувствии из-за ребенка, которого она носит. И что именно от этого ей хочется то смеяться, то плакать. Джесси ничего не оставалось, как соглашаться с нею. Но то, что она умом понимала причину этих внезапных перемен, совсем не облегчало ее существование, зависящее от влияния чувств.