Правда, потом быстро успокоился. В конце концов, тарелка есть тарелка. И будь ее пилот хоть метр с кепкой, именно он, капитан Блэр, станет первым человеком, вступившим в контакт с инопланетянами. Разумеется, вскоре сюда понаедут генералы, а может, и сам главнокомандующий, но пока главный тут он. Перед глазами золотой осенний лист одиноко кружил на ветру.
Он повернулся к лейтенанту — молоденькому пареньку, попавшему в армию разве что по нелепой случайности.
— Взять территорию в оцепление! — приказал капитан и, обращаясь к шерифу, добавил: — И оттесните зевак на безопасное расстояние!
Толпа заволновалась, отступая лишь для виду. Ворча вполголоса, народ все же пропустил солдат. Те рассредоточились и легли на землю вокруг тарелки, нацелив на нее автоматы.
Подошедший лейтенант вновь осмотрел тарелку. В памяти вдруг всплыл далекий образ из детства — расплывчатый, едва уловимый. Зато сопровождавшие его события предстали как наяву. Отчетливо вспомнился дом в новом районе и утро после первого снега. Из окна чужой еще спальни снег казался удивительно белым и чистым. Поскорее бы выйти на улицу, слепить снеговика, а может и снежную крепость, а потом играть, играть…
Снаружи раздавались радостные крики и смех соседских детей. От волнения он даже не доел овсянку, второпях поперхнулся молоком, пытаясь залпом осушить бокал, и быстро натянул рейтузы и пальто. Мама заставила надеть колючий шерстяной шарф и вязаную шапку с застежкой под подбородком. Он выбежал на залитую утренним солнцем улицу…
Дальше — пустота. Как ни старался, лейтенант не мог вспомнить, что было после. Прекратив попытки, снова сосредоточился на тарелке. В любом случае, сейчас не время. Надо же, вспомнилось!
— Думаете, будут неприятности, сэр? — спросил он капитана.
— Не задавайте глупых вопросов, лейтенант. Разумеется, будут. Не удивлюсь, если это вторжение.
— А вдруг у них мирные намерения?
Морщинистое лицо капитана побагровело.
— По-вашему, приземлиться здесь под покровом ночи, умело избегая радаров, — это мирные намерения?!
— Да, но взгляните на корабль. Он же совсем крошечный. Как игрушка. Такое впечатление, что если его потереть, оттуда вылетит джинн.
— Лейтенант, вам не пять лет. Такое поведение не подобает офицеру.
— Простите, сэр.
Наступила тишина. Лишь изредка в толпе кто-то перешептывался или переминался с ноги на ногу. Солдаты замерли, растянувшись в жухлой траве. Высоко в безоблачном небе гусиный клин не торопясь плыл на юг.
Вдруг зазвонил колокол деревенской церкви. Его звон разлился над полями, переходя в настоящий набат. Даже капитан содрогнулся, но вовремя взял себя в руки и демонстративно закурил.
— Ребята, кто-нибудь захватил молитвенник? — громко спросил он.
Солдаты нервно засмеялись. А начальник-то с юмором. Кто-то даже выкрикнул:
— Аллилуйя!
Наконец умолкло долго не стихавшее эхо набата. Толпа роптала, но не расходилась. Стоя позади офицеров, шериф полировал красным платком ствол «винчестера».
Тарелка загадочно поблескивала на солнце, режа глаз. Капитан на мгновение отвел взгляд, а обернувшись, увидел, что тарелка раскрывается, будто раковина моллюска.
Верхняя часть плавно отъехала в сторону и замерла. Из недр тарелки выбралось нечто с огромными светящимися глазами и множеством конечностей и сползло на землю.
Капитан перехватил винтовку. Солдаты в траве защелкали затворами.
— Похоже, оно ранено, — сказал лейтенант. — Видите, одна рука…
— К оружию, лейтенант!
Лейтенант подчинился. Джинн стоял в тени корабля. Его глаза бледно светились. С холмов подул утренний ветер. Трава зашелестела. В небе ярко сияло солнце.
Джинн вышел из тени и направился в сторону офицеров. Ярко-зеленая кожа, бесчисленные конечности, в основном — ноги. Не разобрать, идет существо или бежит.
— Лейтенант, открывайте огонь! — крикнул капитан.
— Сэр, я уверен, нам ничто не угрожает!
— Оно готовится напасть, разве не ясно?!
— Верно, готовится, — подтвердил шериф, дыша лейтенанту прямо в затылок. Его дребезжащий голос теперь звучал солиднее.
Лейтенант промолчал. В его подсознании, наконец, всплыло воспоминание, прятавшееся долгих пятнадцать лет…
Он снова выбегал из дома на зимнюю улицу, залитую солнцем, и смотрел, как через дорогу играют соседские дети. Засмотревшись, не заметил метко пущенный снежок. Тот был твердый, как камень, и угодил ему прямо в лицо. Вспышка резкой боли на мгновение ослепила мальчика. Он так и замер посреди улицы. Прошло несколько секунд, прежде чем зрение вернулось. Но только на мгновение. Ничего не видя из-за слез, он бросился обратно в дом, в теплые мамины объятия.