За Колизеем расположились дома священников. Чопорные фасады свысока глядели на меня узкими окнами. Я заерзал на сиденье. Чтение запрещенных книг позволило по-новому оценить эпоху Покаяния, но по ночам от этого крепче не спалось.
Я уже неоднократно предлагал свои услуги Литературной полиции. Порой мне везло, и меня назначали смотрителем книжной свалки. При любой возможности я стремился прочитать как можно больше и с нетерпением ждал очередной список книг. Пусть и ценой пребывания в Чистилище, но спасу от огня хотя бы несколько изданий.
Дома расступились, и мы въехали на шумную рыночную площадь. Повозки сновали взад-вперед, а торопливые прохожие то и дело лезли под колеса. Вечерний сумрак наполняло цоканье пластмассовых каблуков и шелест длинных юбок. В мире, где небо заслоняют гигантские ульи, даже ночной ветер не мог развеять спертый воздух цивилизации.
Рикша остановился перед моим ульем. Я расплатился стальным долларом и оставил от сдачи пластиковый четвертак на чай. Душу теснило гнетущее одиночество, неизбежное среди безликой толпы.
Я не жалел, что поселился в улье. Здесь было не хуже, чем в общежитии Ассоциации молодых христиан. Три комнаты, пусть и маленькие, все же лучше каморки, где я жил несколько лет после самоубийства родителей.
Когда-то давно, столетие назад или даже больше, ульи называли «многоквартирными домами». Проходы в ярд шириной сменились внушительными коридорами, вместо узких лесенок работали лифты, да и комнаты были куда просторнее. Все это было задолго до металлического кризиса и бума рождаемости, в период, вошедший в историю как «эпоха Расточительства».
Однако порицание нравов предков — малоприятное занятие. Вместо этого я задумался о грядущем браке, который, если повезет, положит одиночеству конец.
Какой будет моя жена? Если верить брошюре, пришедшей с повесткой, эта женщина будет идеальным партнером с эмоциональной, интеллектуальной и физической точки зрения. Эдакое олицетворение сформированного подсознанием божественного образа, полностью соответствующего моим стандартам женской красоты. Она станет выполнять все мои подсознательные желания. Одним словом — женщина, в которой я нуждался всю свою жалкую одинокую жизнь.
Я попытался представить ее. Выбросил лишние мысли из головы, стер все ненужные образы. Долго ждать не пришлось, и пустота вскоре начала заполняться. Перед глазами встал пейзаж из двадцатого века: на переднем плане синева реки, позади — зеленое море травы, поросшие лесом холмы, громады кучевых облаков и, наконец, одинокая птица в бескрайнем небе…
Я приготовил скромный ужин в тесной кухне, побрился и пошел в крошечную спаленку, чтобы переодеться в униформу смотрителя. Уже когда расчесывал свои длинные, до плеч, волосы, в дверь постучали.
Я подождал. Стук повторился. У меня мало знакомых в городе, за исключением разве что ребят из моей бригады. Однако едва ли кому-то из них захотелось меня навестить. Мы виделись на работе, и этого было достаточно. В таком случае, кто бы это мог быть?
Стук повторился, отчетливо выделяясь среди привычных шумов улья — глухого бряканья пластиковой посуды, ворчливых женских и грубых мужских голосов и детского плача. Я отложил расческу, вышел в прихожую, открыл дверь — и непроизвольно отпрянул.
Когда я видел инспектора Брачной полиции в Министерстве бракосочетаний, то не смог вполне оценить его габариты из-за того, что он сидел. Сейчас же, стоя, он выглядел ошеломляюще. Широкополая шляпа задевала потолок, свободная черная шинель не скрывала невероятную ширину плеч, а из рукавов торчали огромные костлявые руки. Инспектор был похож на голодного великана.
Пока я разглядывал его, инспектор снял шляпу, выудил из кармана шинели заляпанную пластиковую бляху и, сунув ее мне под нос, положил обратно.
— Инспектор Тэйг, — сказал он голосом столь же тонким и неприятным, как и его физиономия. — У меня к вам несколько вопросов, мистер Бартлетт.
Этот визит для меня был полной неожиданностью, потому я опешил. Но свои права все же не забыл.
— Я холост, и имею право не отвечать на ваши вопросы.
— Сегодня вы подали брачное заявление, а значит, уже не имеете. Супружеский кодекс приравнивает вас к женатым людям.
Инспектор решительно двинулся через порог. Я счел за лучшее посторониться. Тэйг закрыл за собой дверь и уселся на стул в прихожей. Его мрачный взгляд, казалось, сверлил меня.
— Мистер Бартлетт, скажите, вы согласны с основными постулатами брачного законодательства?