Решив так, Джеффри потихоньку выбрался из укрытия и пошел назад. Дома он молчал как рыба. Вечером, сидя на крыльце, пока родители слушали радио на кухне, смотрел, как в зарослях таволги и форсайтии вдоль дороги мерцают светлячки. После девятичасового прогноза погоды отец шумно обругал диктора, а чуть погодя мать велела мальчику идти спать.
Наутро, готовя очередную порцию бутербродов — как обычно, три штуки, Джеффри заметил, что арахисового масла в огромной банке осталось на донышке, и сказал маме, что пора бы купить еще. На просьбу с заднего крыльца в кухню вломился отец, который перед тем хмуро обозревал небо.
— Купить арахисового масла?! — рявкнул он. — Урожай горит, я по уши в долгах, дождем и не пахнет, а вам лишь бы масло!
— Пит, хватит, не срывайся на ребенка, — вздохнула мама. — Не его вина, что засуха.
— А ты вообще молчи! — Отец совсем осунулся, круги под глазами почернели. — И без твоего нытья проблем хватает. Не смей покупать масло, поняла? Не смей!
Всхлипывая, Джеффри направился к ручью. К полудню слезы высохли, но глаза так и остались красными, а нос распух. Это заметила Солнечная Салли, когда вместе с Крылатым устроилась у мальчика на плече.
— Что стряслось? — спросила она.
— Папа, — пробормотал Джеффри, — он злится, что нет дождя, и запретил маме покупать новую банку масла.
Крылатый и Салли переглянулись поверх его носа.
— Зачем твоему отцу дождь? — удивился Крылатый.
— Без дождя помидоры и кукуруза вянут, — объяснил мальчик. — На капусту отец вообще не может смотреть без слез.
Повисло молчание. Бутерброды сиротливо лежали в коробке. Чуть погодя Джеффри привычно разделил угощение, откусил от своей порции кусочек и стал жевать.
— Насчет масла не тревожься, — сказала вдруг Салли. — Мы уже набрали достаточно… Что случится с твоим отцом, если не будет дождя?
— Он потеряет ферму, и нас отправят в работный дом.
В наступившей тишине Крылатый и Солнечная Салли мрачно смотрели друг на друга.
— Знаешь, — медленно начал Крылатый, — возможно, нам удастся…
— Мы должны ему за арахисовое масло, — перебила его Салли.
Крылатый утвердительно кивнул, точно приняв решение, потом обернулся к мальчику:
— Джеффри, боюсь, нам пора прощаться. Больше мы не увидимся.
Юное сердечко мальчика не досчиталось двух ударов.
— Но как? Почему?
— Мы улетаем очень-очень далеко, — пояснила Солнечная Салли, странно поблескивая глазами и кусая губы. — Спасибо тебе огромное за бутерброды… Прощай, Джеффри.
— Прощай, — эхом вторил ей Крылатый. Оба расправили крылья и взвились над ручьем. Только серебристое и золотое пятнышко мелькнуло под сенью ив, и Джеффри остался один.
За ужином ему от расстройства кусок не лез в горло. Заметив это, отец окончательно рассвирепел.
— А все ваше масло! Натрескался сухомятки, и теперь не ешь по-человечески.
— Пит, хватит…
— Бутерброды я почти не ел, а угощал ими, — буркнул Джеффри.
— Угощал? Кого, скажи на милость?
И Джеффри рассказал все как на духу. А почему нет? Солнечная Салли и Крылатый теперь далеко, и хранить секрет больше нет смысла.
— Я угощал бутербродами друзей: Солнечную Салли и мистера Крылатого.
Отец со звоном уронил вилку в тарелку, его лицо помрачнело, словно небо перед грозой.
— Снова мечтал средь бела дня? Не надоело выдумывать? За какие грехи у меня такой сын!
— Пит, перестань. Понимаю, год выдался плохой, но это не повод срываться на ребенке.
— Салли и Крылатый — не выдумка, — упрямо возразил Джеффри, — они настоящие.
— Да ну? — фыркнул отец. — Тогда отведи меня в лес и покажи, раз они такие настоящие.
— Они улетели, — вздохнул мальчик. — По крайней мере, собирались. Но я могу показать, где их видел, а заодно — их домик.
Помрачнев еще больше, отец поднялся.
— Идем, — велел он. — И не дай бог там ничего не будет.
Джеффри уверенно зашагал по дороге к лесу, перепрыгнул через канаву и устремился в гущу деревьев. Солнце уже садилось, в лесу царил серый полумрак. Под ногами громко хрустели ветки и листва, птичье пение смолкло.
Ручей почти высох и обмелел, местами вода зацвела. Дойдя до любимой ивы, Джеффри произнес:
— Сюда они прилетали за бутербродами… раньше, теперь уже не прилетят.
— Кто бы сомневался, — презрительно бросил отец.
— Пойдем, покажу их дом. Вряд ли они обидятся.
Перешагнув ручей, они миновали заросли ивы, акации, потом клены, дубы и березы — совсем как в ту пору, когда отец любил Джеффри и гулял вместе с ним в лесу. Вернее, не совсем: тогда отец его любил, а сейчас — нет. Джеффри всхлипнул и ускорил шаг. Стало совсем темно. Отец зажег фонарик. Луч метался по ковру из листьев, освещая путь.