– Чем мы провинились перед вами, почтенные жители Тёмной долины?! – попытался он перекричать возгласы негодующих варваров. – Если кто-то из жителей Южного Королевства некогда нанёс вам обиду, мы просим прощения за них и готовы возместить ущерб…
Услышав эти слова, нерейцы возопили ещё яростней, как если бы Пеланид обвинил их в трусости и коварстве. Многие вскинули копья, однако кто-то из вождей, облачённый в доспехи из шкуры степного льва, выступил вперёд, потрясая топором.
– Лживые шакалы! Вы отравили своей ложью души наших соплеменников в селении камнетесов! Вы одурманили их вкрадчивыми речами! Из-за вас нам пришлось убить их всех! Умрите же и вы за своё вероломство, смерть за смерть!!!
Пеланид на миг опешил, не осознавая до конца смысл услышанного, и единственная секунда для последней попытки остановить резню была утеряна. Воздух пробуравила стая дротиков с острыми костяными наконечниками, вонзаясь в грудь, горло и голову королевского глашатая. Изумлённо вскрикнув, Пеланид рухнул назад, в руки своих воинов. К нему бросились сразу три лекаря, но их помощь здесь была лишней. Глашатай успел лишь конвульсивно дёрнуться и умер.
Весь корпус латников, все всадники Эномая и каждый, кто видел это, гневно загудели. Убить безоружного посланника, взывающего к миру, могли лишь нелюди, не признающие человеческих законов.
– Руби этих выродков! Покончим с этим хадамартовым племенем! – послышалось в рядах южан.
Однако бородач Белиос только сжал зубы, да покрепче прижал к себе большой прямоугольный щит.
– Приготовились! Копья тупыми концами! Теснить, а не истреблять!
Словно дикие звери – с криками, воплями, рычанием – нерейцы налетели на железные щиты латников. Пики, рогатины, дубины, топоры гулко заколотили по кованным доспехам. Первый ряд латников дружным строем удерживал щиты, задние – толкали тупыми концами копий варваров в грудь, опрокидывая их назад за вал. Но перед ними были не одурманенные чарами легионеры. Ярость нерейцев была личной, глубокой, неугасимой. Кое-где варвары прорвали строй, сцепившись врукопашную с латниками второго ряда.
– Не убивать! Тесни их назад! А ну, навались! – отрывисто командовал Белиос, сам кряхтя под диким напором нерейцев.
Но даже крепкие латы, выкованные морфелонскими мастерами, не делали воинов неуязвимыми. Упал один латник с вмятым забралом в лицо, повалился второй, оглушённый, третий ударил в ответ, размозжив булавой голову одному из нерейских вождей и отомстив за собрата. Увидав кровь своих соплеменников, варвары Тёмной долины возопили вновь – как вопят идущие на смерть воины отчаяния, уже не думающие о жизни, а лишь о том, как бы унести с собой врагов побольше.
– Тесни их! На вал не пускай! – кричал без устали Белиос, как вдруг огромный дикарь с горящими безумными глазами прыгнул с вала и с нечеловеческой силой обрушил топор на его голову. Звон проламываемого шлема влился в общий ужасающий шум схватки. Глава латников рухнул замертво, и тотчас булава его побратима с хрустом опустилась на взъерошенную голову убийцы…
Это стало сигналом для обеих сторон. Третий ряд латников двинулся вперёд, выставляя свои длинные тяжёлые копья уже остриями вперёд. Появились короткие мечи, идеальные для ближнего боя, засвистели булавы, круша нерейцев, которые, как бы ни были люты, а защищены были лишь лёгкими доспехами из шкур, способными уберечь от зубов хищника, но не от добротного железа и стали.
Битва на валу стремительно превращалась в кровавое побоище. Варвары Тёмной долины порывались вперёд с небывалым упорством, а кровь убитых собратьев только придавала им сил. В полном исступлении они прыгали через выставленные копья, обрушиваясь всей массой на щиты, сбивая иных латников наземь собственным весом. Поток их не кончался. Их вожди понимали, что атаковать вал по всей длине им не под силу и ломились как таран – в одну точку. Дух злобы и ненависти повис в воздухе.
– Вперёд! – приказал Эномай своим всадникам. Видя, что нерейцы уже близки к пролому третьего ряда латников, а рядов этих всего пять, глава конных лучников двинул своё воинство в бой. – Луки наизготовку! Ближе чем на пятьдесят шагов с врагом не сближаться! Засыплем их стрелами, братья!
Двинувшись сначала шагом, затем рысью, конница понеслась вдоль трёхтысячного клина варваров, стремительным потоком обошла бушующую схватку, и через минуту в спины нерейцам засвистели стрелы. Поле огласили новые крики смерти и боли – яростные и угасающие. Толпы варваров ринулись с воплями на лихих стрелков, но всадники не позволили им добежать для удара. Пешие варвары падали, подкошенные градом свистящей смерти. Многие из тех нерейцев, кто ещё не ввязался в битву, дрогнули, дико озираясь и рыча. Смерть как вихрь косила жизни. Стон рвался из груди, гасли глаза, изредка обретая перед смертью необычайную ясность, но куда чаще в них застывала жгучая ненависть, а на устах замирали ужасные предсмертные проклятия.
И вдруг, в мгновение ока каждый воин Несокрушимой Дуги ощутил, как будто огромный кровавый пузырь злобы, ненависти и мести, который незримо наполнялся с каждым вскриком, переполнился до предела и лопнул.
Драконовы скалы вздрогнули, испустив долгий протяжный стон.
***
Кровавая сеча на правом фланге произошла так стремительно, что королева растерялась. Она надеялась, что напирающие в одном-единственном участке нерейцы быстро выдохнутся, а вместе с силами иссякнет и их злость, так что им не останется ничего другого, как обратиться в бегство. Однако ярость варваров Тёмной долины казалась неистощимой. Их клин сходу прорвал два ряда латников. Третьему ряду удалось их остановить, однако уже ни о какой бескровной «толкучке» речи быть не могло. А тут ещё Эномай повёл в бой свою конницу, вознамерившись уничтожить нерейцев с тыла.
– Остановите его! Дайте ему сигнал отбоя! – быстро проговорила Сильвира.
– Сиятельная королева, почему? – изумился архистратег Тибиус. – Эномай совершил очень ловкий маневр и действует отлично!
– Его действия были отличными, если бы на месте нерейцев были даймоны, – с невольным раздражением ответила королева.
Один из трубачей-посыльных тотчас поскакал на правый фланг, и в этот момент скалы за спиной войска вздрогнули. Это сотрясение ощутили все, даже те, кто рубился в самозабвении. Волнующий трепет – предвестник беды – прокатился по рядам войска. Люди замерли. А когда обернулись к Драконовым скалам – раздались крики ужаса.
На краю скалистого утёса возвышались пять оскаленных драконов. Огромные массивные туши, по сорок-пятьдесят локтей в длину от головы до кончика хвоста, переливались на солнце багровым отблеском. Чёрная окраска гребенчатой спины чудовищ плавно переходила в тёмно-багровый оттенок боков и в кроваво-красный цвет брюха и лап. Драконы не имели крыльев, но их лапы были приспособлены для передвижения по скалам даже лучше, чем у горного барса.
Враг нанёс неожиданный удар в самый тыл войска. С воплями бросились врассыпную обозные, до сего мига уверенные, что находятся в самом безопасном месте. Содрогнулись лучники Дексиола, оказавшиеся ближе всех к опаснейшим в Каллирое бестиям.
Багровые драконы! Исполинские воплощения стихии ненависти, о которых никто не слышал уже более двух веков, предстали перед войском королевы Сильвиры во всей своей красе. Даже озлобленные нерейцы в большинстве своём опустили оружие и поражённо замерли, а иные робко попятились. Но всё изменилось через секунду, когда из их войска вырвался разодетый в одежды из перьев шаман и с громким возгласом рухнул на колени, простирая руки к багровым владыкам Драконовых скал.
– Мэшихар!
– Мэ-ши-хар! Мэ-ши-хар! – разом подхватили нерейцы, падая на колени – даже те, что бились минуту тому с латниками королевского войска. Появление древних, но не забытых владык, объяло варваров Тёмной долины благоговением и ужасом.
«Вот для чего были нужны атаки змееглавцев и нерейцев! – пронеслось в мыслях королевы. – Навязать нам битву против людей было не единственным замыслом Хадамарта. Пробудить и вывести из ущелий скал багровых драконов – вот его главная цель! И его усилия того стоят. Пять древних бестий – куда более грозная сила, чем три тысячи дикарей».