Палачи, по-видимому, приберегали Миррен для последующих развлечений. Они не могли допустить, чтобы она умерла от пыток, лишив их удовольствия видеть ее на костре, объятой пламенем.
А женщину, обвинявшуюся в убийстве мужа, можно было не жалеть. Миррен видела, как ее сняли с бочки.
– Суньте ее ноги в колодки, – распорядился Лимберт.
Миррен закрыла глаза. Она знала, что сейчас произойдет.
Еще раньше Лимберт с огромным удовольствием провел для Миррен экскурсию по камере пыток, подробно рассказав об имевшихся здесь орудиях и инструментах.
Обмякшую, ослабевшую женщину подтащили к новому орудию пыток и усадили на скамью.
– Свяжите ей руки, – приказал Лимберт.
– Умоляю, сжальтесь надо мной! – простонала несчастная.
И Миррен крепче зажмурилась. Ей хотелось заткнуть уши, но она не могла это сделать. Миррен знала, что убийце не будет пощады, по крайней мере до тех пор, пока обвиняемая не признается в содеянном.
Ступни несчастной поставили в колодки, снабженные тисками. После предыдущего истязания она пребывала в полуобморочном состоянии и не понимала, что ее ожидает еще более жестокая пытка. Тюремщику достаточно было сжать тиски, чтобы раздробить своей жертве кость голени. Женщина истошно закричала и сделала признание, которого добивался судья, сказав, что преступление было умышленным, и она ни в чем не раскаивается.
Мирреп поняла, что Исповеднику не нужна правда. Лимберт выбивал признания, жестоко пытая воров, убийц и грабителей, но своим основным долгом считал уничтожение ведьм и колдунов, которых называл проклятием общества. Он старался поскорее покончить с пожилой женщиной, убившей мужа, и сосредоточить все внимание на Миррен, обвинявшейся в колдовстве.
Отец рассказывал, что, по слухам, бабушка и дедушка Лимберта были ярыми последователями вероучения Зерка. Их единственная дочь сорок лет назад погибла от руки женщины, подозревавшейся в занятиях магией. С раннего детства Лимберт проникся ненавистью ко всем ведьмам и колдунам. Причем к ним он относил широкий круг людей, среди которых были знахари и знахарки. Лимберт считал, что они, дабы излечить недуги, призывают на помощь дьявола. Родители Миррен, пребывавшие в постоянном страхе за свою дочь, целенаправленно собирали сведения о Лимберте. Этот человек славился суровостью и фанатичным рвением. Он привлекал обвиняемого к суду только в том случае, если был совершенно уверен, что его осудят. Миррен знала, что ее глаза достаточное доказательство для признания виновной в колдовстве.
Миррен тяжело вздохнула. Ей было до слез жаль бедную женщину, которую так жестоко пытали. Подписывая ей смертный приговор, Лимберт бросил на стоявшую у столба жертву злорадный взгляд, и криво усмехнулся. Миррен поняла, что он хотел сказать. Ей предстояло пройти через страшные муки. Пожилую женщину тем временем выволокли из камеры. Больше о ней никто ничего не слышал. Возможно, ее казнили в тот же день.
Помощник Лимберта, тот, который утром изнасиловал ее, отвязал Миррен от столба. Разматывая веревки и обдавая девушку своим смрадным дыханием, он шептал ей непристойности. Когда веревки сняли, Миррен упала на грязный пол. Насильник схватил ее за волосы и поднял на ноги. Несмотря на страшную боль, Миррен не издала ни звука.
– Отведи ее в камеру, – приказал Лимберт. Мужество Миррен не тронуло его каменное сердце. – Ведьма Миррен из Белупа подвергнется пыткам второй степени через три дня. – Исповедник взглянул на девушку. – Думаю, у тебя будет достаточно времени, чтобы зализать раны, моя дорогая. – Он засмеялся, довольный своей шуткой, и добавил: – И, быть может, тогда у тебя развяжется язык.
Так она снова оказалась в темнице и теперь старалась понять, сколько времени прошло и когда за ней снова явятся костоломы Лимберта, чтобы продолжить истязания. Миррен не знала, день сейчас или ночь. Камера без окон была тесной и душной. От коридора, откуда проникал сырой спертый воздух, ее отгораживали решетки. Миррен сидела на корточках, накинув на голое тело рваное, кишащее насекомыми одеяло. Тем не менее, она была благодарна судьбе за этот клочок грязной, вонючей ткани, спасавший от промозглого холода.
Миррен вспомнила родителей, но не проронила ни единой слезинки, словно утратила способность плакать. А вот при мысли о маленьком беспомощном щенке, оставленном на произвол судьбы, из глаз покатились слезы. Нейв всегда забавлял ее. Кто теперь позаботится о нем? Сломленная горем мать, даже если и останется в живых, не сможет ухаживать за ним.
– О, с каким наслаждением я отомстила бы этим людям за все, что они со мной сделали, – прошептала Миррен. – Если бы я действительно была ведьмой, я расправилась бы с ними.
– Не беспокойся, дитя мое, – услышала она вдруг тихий голос. – Ты не ведьма, но ты непременно отомстишь своим мучителям.
– Кто это говорит? – испуганно прошептала Миррен, озираясь вокруг.
– Меня зовут Элизиус, – снова прозвучал голос, который слышала лишь она.
Теперь в душе Миррен воцарился мир и покой. Она бесстрашно смотрела в будущее, где ее ждали новые испытания. Элизиус объяснил многое. Миррен понимала, что у нее нет выбора. Она должна собрать воедино остатки мужества и пройти предназначенный путь до конца.
Лимберт и его подручные были уже готовы подвергнуть ее новым пыткам. Исповедник прислал балахон из грубой ткани. По существу, это был кусок материи с вырезанной посередине дыркой для головы и полоской ткани вместо пояса. Неужели Лимберт спохватился и решил сохранить хоть видимость приличия? Впрочем, умная и проницательная Миррен не обольщалась, понимая, что Лимберт не способен на сострадание к своим жертвам.
Надев рубище, она вдруг решила оставить здесь, в камере, память о себе. Найдя в месиве остывшей пищи ложку, девушка нацарапала на камне надпись. Стало легче. Теперь она спокойно ждала конца.
Она не знала, каким пыткам ее подвергнут сегодня. Возможно, Лимберт выберет дыбу. Показывая пыточные инструменты, он с восторгом рассказывал о ней. Или, может быть, Исповедник остановится на тисках для больших пальцев рук. Девушка вспомнила, как Лимберт любовно поглаживал их.
Когда тюремщики ввели ее в пыточную камеру, она поняла – сегодня ее ждет нечто особенное.
В небольшом помещении собралось много народа. Миррен увидела в толпе Рокана с самодовольной улыбкой на губах. Он, без сомнения, пришел сюда, чтобы насладиться результатами своих козней. На этот раз никто не прятал свое лицо под низко надвинутым капюшоном. Зеваки с нетерпением ждали захватывающего зрелища.
Как только Миррен вошла, в камере воцарилась полная тишина. Вдохновленная беседой с Элизиусом, девушка вела себя дерзко. Высоко подняв голову, она с вызовом посмотрела на собравшихся. Большинство зрителей, не выдержав ее взгляда, опускали глаза. Эта маленькая победа придала ей сил и уверенности. Теперь она знала, что мужественно встретит последний час.
Чьи-то грубые руки сорвали с нее балахон. Миррен усмехнулась. Великодушие Лимберта, как она и предполагала, оказалось мнимым. Присланное им рубище должно было стать театральным костюмом для выхода на сцену. А затем, по замыслу Исповедника, Миррен полагалось предстать перед зрителями обнаженной. Нагота придавала зрелищу особую пикантность. Миррен ненавидела Лимберта и короля, который допускал подобные бесчинства в своем королевстве.
Взоры мужчин снова устремились на Миррен. Ее молодое женственное тело было прекрасно. Рокан пожирал ее жадными глазами. Вверху раздался скрежет, и все зрители, запрокинув головы, взглянули на свешивавшееся с высокого потолка орудие пыток.