С помощью Рины он попытался расспросить на сей счет троих тии'ка, и мохнатые проводники, посовещавшись меж собой, повели его вниз. Они преодолели больше тысячи локтей, очутившись в царстве вечной ночи, куда не пробивался свет багровых облаков; здесь, среди титанических ветвей, способных послужить опорой каменным цитаделям владык верхнего мира, мерцали едва заметные оранжевые огоньки. Йотомакка повел свой маленький отряд к одному из этих далеких светлячков, что разгорался все ярче и ярче; приближаясь к нему, молодой охотник начал приседать и почтительно кланяться, выказывая признаки благоговейного страха.
- Это их бог, - пояснила Рина, - один из многих богов тии'ка, такой же могущественный, как Рогач Кро'вар. Но Кро'вар злобен; он пожирает людей и животных, а это, - она протянула руку к сиявшему вдали огоньку, - это дает им жизнь.
Они шагали в тишине и темноте, разгоняемой лишь призрачным светом далеких оранжевых факелов, и Конану постепенно стало казаться, что огоньки колеблются, то всплывая вверх, то приопускаясь, словно их раскачивает невидимое течение. Тот светлячок, к которому они шли, выглядел уже оранжевым апельсином на фоне бархатно-черного мрака; он тоже двигался вверх и вниз, точно болотный огонек, приманивающий путника. Почему-то киммериец решил, что до него не больше полусотни шагов.
Вскоре выяснилось, что он неверно оценивает расстояние. Апельсин превратился сначала в подобие полной луны, затем - в сияющий щит, в большое круглое окно, светившееся во тьме; наконец над путниками нависла огромная сфера, слегка сплюснутая сверху, высотой в пять или шесть человеческих ростов. Несмотря на гигантские размеры, она не производила впечатления массивности, скорее наоборот; она казалась легкой, воздушной, почти невесомой. В неярком оранжевом свете Конан разглядел большие треугольные отростки, венчиком обрамлявшие нижнюю часть шара, исходившие от них змеевидные стебли, соединявшиеся вместе будто большая сетчатая сумка, и центральный стебель, короткий и толстый, как целое дерево. Он крепился к ветви и был покрыт такой же бурой и трещиноватой корой в алых прожилках; явно плоть от плоти лесного великана, приютившего странников в своей необозримой кроне.
- Цветок... - потрясенно выдохнула Рина. - Цветок, Конан! Его цветок!
Киммериец хмыкнул.
- Что тебя удивляет? Большое дерево, большой цветок... Может, он тоже съедобный, как цветы лиан?
- Не кощунствуй! - вытянув вперед руки, девушка сделала шаг к мягко сияющей сфере. - Он живой! Он полон Силы Митры! Я чувствую это... Он драгоценность, достойная украсить чело бога...
Она начала что-то шептать, беззвучно шевеля губами. Конан стоял, поглядывая то на девушку, простиравшую руки к огромному цветку, то на трех мохнатых охотников, замерших в почтительном молчании. Пожалуй, тии'ка удивляли его больше - эти парни, Йотомакка, Вуулкайна и Неодигми, не отличались хорошими манерами, и немногое в пурпурных джунглях внушало им уважение и страх. Цветок казался совершенно безобидным, и все же они поклонялись ему - вероятно, не из боязни, а лишь почитая его красоту и высокое предназначение. Ибо в недрах этой светящейся сферы должен был созреть волшебный плод, который через века и века породит еще одно исполинское дерево, опору и краеугольный столп их мира; и молодые охотники инстинктивно чувствовали, что стоят у самых истоков жизни, заполнявшей все необозримое пространство меж темной землей внизу и багряными облаками небес.
Конан кашлянул, напоминая о времени, и чары рассеялись. В прежнем молчании путники двинулись вверх и вперед, поднимаясь по лианам и ветвям, пока знакомый красноватый полумрак не сменил прежнюю тьму. Насколько близко они подошли к корням древесных гигантов? Что находилось там, внизу, в вечном мраке? Какие чудовищные твари ползали по земле среди огромных стволов, пожирая друг друга? Нарушив тишину, киммериец принялся расспрашивать своих проводников, но они не ведали ответов; их племя обитало на средних лесных ярусах, и никто не спускался ниже уровня, на котором зрели огромные цветы.
В этом мире существовали всего два направления - вверх и вниз; оба столь же недосягаемые, как ледяной полюс верхнего мира, лежавший за бесплодными заснеженными тундрами Асгарда и Ванахейма. Тут не было ни севера, ни юга, ни запада и востока; пурпурные леса простирались во все стороны, уходя к бесконечности. Пожалуй, лишь два места выделялись в этих беспредельных джунглях - каменная стена, в базальтовой тверди которой лежали тоннели, ведущие на поверхность, и провал, уходивший вглубь, в земные недра. Као'кирр'от! Что таилось на дне этой пропасти? Путь на Серые Равнины, в царство мертвых? Логово Нергала и его демонов? Или беломраморное святилище с колоннами в тысячу локтей и сияющим алтарем, храм, сотворенный некогда возлюбленными детьми Митры? Так или иначе, думал Конан, в этой пропасти его дорога закончится - вместе с порошком арсайи. Вендийского зелья оставалось уже немного, и душа киммерийца таяла вместе с ним, превращаясь в бесплотный призрак. Еще он замечал, что чем ближе подходили они к провалу, тем мрачнее становилась Рина. Вероятно, ее пророческий дар предупреждал об опасности, и на этот раз к ней не стоило относиться легкомысленно.
Они достигли пропасти спустя три или четыре перехода после того условного "дня", когда им выпало счастье полюбоваться огромным цветком. Как всегда, они двигались по огромной ветви в привычном розоватом полумраке, но свет с каждым шагом становился все ярче, приобретая странный серебристый оттенок - словно где-то впереди восходила луна. Пожалуй, даже не впереди, а внизу: бледные белые лучи просачивались сквозь листья и смешивались с алым потоком, падавшим с небес, заставляя вспомнить о красках утренней зари верхнего мира.
Внезапно Йотомакка, шедший во главе маленького отряда, остановился и поднял мохнатую руку. Конан машинально взглянул вверх: крона исполинского дерева уже не нависала над ними, огромные листья не заслоняли метущихся багряных и алых облаков. Он не увидел среди них источника серебристого свечения и, сойдя с тропы, несколькими ударами клинка расчистил заросли на обочине; теперь можно было заглянуть вниз.
Там простирались другие ветви, соединенные с той, на которой они стояли, водопадом лиан; еще ниже зияла бездна, наполненная призрачным сиянием. Как показалось киммерийцу, свет исходил от мраморно-белых скал, лежавших в глубине где-то под его ногами; противоположная сторона пропасти тонула в темноте. Он не смог разглядеть ее дна, словно бы скрытого туманом; оттуда доносилось странное погромыхивание, как будто в мглистой пелене ворочался огромный каменный зверь.
Оглянувшись, Конан увидел, что Рина стоит рядом, напряженно рассматривая провал. На милом ее личике не было следов страха, но озабоченность и тревога читались вполне ясно. Что-то ей не нравилось там, внизу; что-то беспокоило ее, заставляя морщить лоб и поджимать пухлые губы.
- Нас ждут неприятности? - спросил Конан.
- Да. И на этот раз я не вижу, чем все закончится. Вот что меня беспокоит!
- Неприятности там, неприятности тут, - киммериец кивнул в сторону провала, потом коснулся пояса - в том месте, где была спрятана почти опустевшая фляга. - Но это _м_о_и_ неприятности, клянусь Кромом! - Он сделал паузу и негромко спросил: - Не жалеешь, что пошла со мной?
Она покачала каштановой головкой.
- Нет. Мне очень хочется побывать в храме Первосотворенных. Ну, и потом... потом есть и другие причины. - По губам девушки скользнула загадочная улыбка, и лицо ее на мгновение стало беспечным и юным.
Конан почувствовал, как кто-то дергает его за рукав, и оглянулся. Йотомакка... Его приятели опустились на корточки посреди тропы и отдыхали, полузакрыв глаза.