- Да, милый, прочный, очень прочный, - Рина повернулась к скале и вытянула вперед руки. Лицо девушки стало сосредоточенным и суровым, темные веера ресниц легли на побледневшие щеки; и Конан, уже догадываясь, что сейчас произойдет, невольно вздрогнул, когда ослепительная молния вырвалась из ее ладоней, ударив в основание базальтовой плиты. Еще и еще раз! Яркие стрелы, скованные из синего пламени, снова и снова били в темную каменную поверхность, и она крошилась, растрескивалась, проседала под их неудержимым напором. На миг острое чувство сожаления пронзило Конана; вот так же рушились бы стены замков и крепостей того неведомого пока царства, которое он жаждал завоевать... Потом киммериец, покачав головой, взглянул на свои руки. Они были мощными, крепкими, и в них хватало силы, чтобы раскачать бревно тарана, обрушив его на камни вражеской цитадели. Сильные руки, надежный меч да свобода - что еще нужно мужчине на дороге славы? Он вновь обрел все это - и, быть может, капельку мудрости в придачу.
Базальтовая плита рухнула с протяжным скрежетом, взметнув фонтаны багрового огня. Пламенные брызги взлетели вверх, на мгновение повисли в жарком воздухе и канули в рокочущий поток, воздвигнув над ним причудливый купол, сотканный струйками дыма. Река раскаленной лавы грохотала и ревела, кружила каменные глыбы, сталкивала их между собой, но сраженный молниями монолит застыл у берега, словно привязанный невидимым канатом. Струйки лавы обтекали его, алыми жаркими волнами выплескивались на края, давили и тянули, стремясь увлечь в темную дыру провала. Тщетно! Каменный челн был недвижим, с покорным равнодушием ожидая, когда ему будет дозволено тронуться в путь.
- Прочный корабль, - сказал Конан, поглядывая то на девушку, то на свой базальтовый плот. Однако он не торопился сделать последний шаг, отдавшись на волю огненного потока.
Рина кивнула и вдруг потянулась к нему; ее глаза подозрительно заблестели.
- Прощай, милый... - Теплые нежные губы прижались к губам Конана. Прощай, и да будет с тобой милость Пресветлого!
- Его милостям я предпочел бы тебя. Может быть, ты еще передумаешь? Он покосился на плот.
- Не надо, не уговаривай меня. Я знаю, что должна остаться... остаться здесь, в саду Митры, пока не созреют дары, полученные мной. Его дар и твой...
Конан отстранился, всматриваясь в ее лицо.
- Мой дар? Я ничего не дарил тебе, девочка.
- Ну... неважно... - На мгновение она смутилась, потом, мягко разомкнув его объятия, подтолкнула к каменному плоту. - Иди! Мне нелегко держать его на месте... Иди и не тревожься - Сила моя будет с тобой, пока ты не очутишься в верхнем мире.
- Прощай, малышка, - Конан поцеловал ее, затем перепрыгнул на плот и повернулся к гигантской белой стене, что нависала над потоком лавы. - И ты, сын Митры, прощай! Спасибо тебе!
Первосотворенный не ответил. Застывший в вечном своем сне, он не видел ни крошечной фигурки человека, ни каменного осколка, ничтожной частицы плоти земной, что проскользнула по огненным волнам у самого его колена. Он дремал, как и все остальные его собратья, ибо лишь в забытьи и забвеньи мог сносить безмерную тяжесть, год за годом все сильней давившую на плечи. Он спал, пробуждаясь только раз в тысячу лет - тогда, когда раздавался неслышимый зов Митры, когда божественному Отцу требовалась его помощь. Но в этом тысячелетии такое мгновение уже миновало.
- Прощай, - шептали губы Рины, - прощай, прощай...
Глаза ее были закрыты, но тонкая ниточка Силы, протянувшаяся сквозь каменную твердь, соединяла девушку с застывшим на плоту человеком; она видела его суровое смуглое лицо, всматривалась в синеву зрачков, касалась темных волос, нежно гладила плечи... Он не замечал ее ласки; он плыл над огненным потоком, и кроваво-красные сполохи мятущегося пламени озаряли его могучую фигуру. Багровая река несла его вверх, вверх, вверх, к солнцу и голубому небу, к зеленым лесам и золоту степей, к свободе, которой он так жаждал - не понимая и не желая понимать, что даже боги не свободны в этом мире, ибо каждый из них исполняет свое назначение.
И свое назначение было у каждого человека. Разница заключалась лишь в том, что боги знали истину и не строили иллюзий, тогда как людям казалось, что богатство или власть принесут им свободу. Лишь немногие провидцы могли осознать свое место и цель в пестром полотне грядущего и смириться с тем, что уготовила судьба. Рина, девушка с Жемчужных островов, избранница Митры, знала, что ее ждет.
У Конана, варвара из Киммерии, была своя судьба и своя дорога, у нее - своя, и пути эти, слившиеся на недолгое время, теперь разошлись, как холод и зной, как солнце и луна, как воды двух великих океанов, омывавших берега Востока и берега Запада. В том будущем, что предстояло Конану, полководцу и королю, не было места для Рины, сероглазой провидицы.
Вытерев ладошкой повлажневшие щеки, она отвернулась от пламенной реки и неторопливо зашагала к холмам, бугрившимся на горизонте. Она шла по каменистой равнине, потом - мимо курганов, мимо скалящихся черепов древних чудищ; шла к зеленому саду, над которым сиял и искрился огромный храм. Теперь, когда разлука свершилась, она могла остаться там или вернуться к Учителю - или отправиться в любое из тысячи мест в верхнем и нижнем мире, доступных человеку. Сила, отпущенная ей Митрой, не нуждалась в созревании; что же касается другого дара, то до тех пор, когда он начнет ее тяготить, пройдет еще немало времени.
Рина снова вытерла глаза и вдруг фыркнула. Иногда мужчины бывают такими глупыми... такими недогадливыми... кроме Учителя, разумеется... А этот Конан такой смешной! Все хотел знать, какую кару наложит на него Митра в своем святилище... то ли пошлет сражаться с чудовищами и колдунами, то ли переправит прямиком на Серые Равнины! Да еще раздумывал и гадал, зачем она отправилась с ним к храму Пресветлого... На самом деле все просто, так просто! Искупить грех смертоубийства перед благим богом можно лишь созданием новой жизни... Интересно, что бы делал этот киммериец, если б очутился тут один!
Теперь она совсем развеселилась и рассмеялась и, не обращая внимания на жуткие скелеты, торчавшие из земляных осыпей, стала думать о том, какую судьбу уготовил Митра ее сыну, еще нерожденному ребенку, которое лишь через много лун шевельнется в ее чреве. Конечно, он будет высоким и крепким, как его отец... с такими же синими глазами... с таким же могучим разворотом плеч... И, конечно, он будет одарен Силой, щедро одарен! Он принесет обеты и станет Учеником... лучшим из лучших, избранником Митры... Он будет бродить по свету от Пустошей Пиктов до океана, омывающего берега сказочного Кхитая, от ледяных земель Севера до Вендийского моря.... Он повидает мир, свершит великие подвиги и славные деяния... А потом, когда придет срок - кто знает? - на террасах, что приютились на склоне древнего вулкана, может появиться новый Учитель...
Рина, сероглазая провидица, была почти уверена в этом.
ЭПИЛОГ
Огненный поток вынес Конана в исполинский кратер, где плескалось озеро расплавленной лавы. Над ним висел желтый ядовитый туман, но киммериец, прикрытый незримым защитным плащом, не чувствовал ни палящего жара, ни запаха губительных сернистых испарений. Он поднял голову и радостно улыбнулся: сквозь мглу и дым неярким алым диском просвечивало солнце, око Подателя Жизни.
Внутренние склоны жерла были круты, но Конан одолел их за четверть дня. К счастью, ему не пришлось подниматься до самого верха - в западной стене кратера оказался большой разлом, огромная трещина, что рассекала гору до середины высоты; добравшись к ней, путник миновал узкое ущелье, заваленное глыбами камня, и очутился в седловине меж двумя вулканическими конусами. Лишь тогда невидимый панцирь Силы, хранивший его во время нелегкого пути, растаял, исчез, растворился, и в лицо Конану пахнуло свежим ветром.
Он покрутил головой, осматривая местность. Ничего похожего на обитель наставника! Правда, на севере тоже были горы, но на юге вместо пустыни расстилалось море - склоны хребта спадали к нему широкими уступами, похожими на гигантскую лестницу. День казался пасмурным и хмурым; облака затянули половину небосвода, и Конану показалось, что над пустынным морским простором моросит дождь.