Пират был посредственным фехтовальщиком, Конан понял это сразу. К тому же этот мужчина, которому стукнуло лет сорок, оказался послабее юного варвара, да и дыхание у него не отличалось должной глубиной. Уступал он противнику и в подвижности, так что Конан, энергично размахивая саблей, отметил: на стенах Венариума с этим вилайетским головорезом разобрался бы любой солдат из Аквилонии, не говоря уж о киммерийских бойцах. Капитана, однако, спасал меч, превосходный клинок раза в полтора длиннее сабли, произведенной на свет стараниями Шеймиса.
Тем не менее, Конан теснил пирата к воде и, прислушиваясь к звону стали за спиной, выбирал момент для смертельного удара. Фарал, этот странник, прибывший на галере, был, конечно, очень ловок и умело провел первую атаку; однако на него наседали четыре бандита. Кроме того, Конан краем глаза заметил, что от судна отвалила вторая шлюпка и быстро пошла к берегу. Это становилось уже серьезным!
Он шагнул к противнику и впервые нанес удар в полную силу. По задумке, гарда и нижняя часть лезвия должны были отбросить меч, а кончик острия войти между пятым и шестым ребром в бок пирата; получилось же нечто совсем иное. Жалобно звякнув, сабля обломилась у самой рукояти, и Конан оказался безоружным - если не считать сточенного ножа. Мало того: капитанский клинок упирался ему прямо под левую ключицу.
Его спасло лишь изумление, отразившееся на лице пирата; тот, видимо, впервые рассмотрел, с кем ввязался в схватку.
- Сопляк, чтоб мне не видеть света Митры! Молокосос, нищий ублюдок! Губы его скривились в презрительной усмешке, и Конан понял, что молодость лет его не спасет; ждать пощады не стоило. - Ну, сучий выкормыш, сейчас посмотрим, какого цвета у тебя кровь! У такого юнца, я думаю, она будет розовой, как у месячного поросенка.
Конан не любил, когда ему напоминали о возрасте. Похоже, эти южане судили о воинах только по лицу и отсутствию бороды, тогда как в Киммерии он считался мужчиной - с того самого дня, как взял на меч первого врага. А под Венариумом он перерезал не одну глотку! Но времени для обид не оставалось, ибо превосходный клинок капитана вот-вот должен был выйти у него из спины. Скрипнув зубами, Конан хлопнул ладонью по своей сумке.
- Ты, недоносок! Твоя сабля сломалась! Сделай что-нибудь!
- Сейчас, хозяин! - раздался в ответ чуть слышный писк, и внезапно предводитель разбойников выпучил глаза и отбросил меч. Затем, схватившись за живот, он заметался по берегу, словно вспугнутый волчьей стаей гирканский заяц, и вдруг ринулся прямо в воду, навстречу второй шлюпке.
- Что ты с ним сделал? - поинтересовался Конан, наклонившись, чтобы поднять вожделенный меч.
Из сумки донесся печальный вздох.
- Я хотел испепелить его на месте, мой господин, но, кажется, переоценил свои силы... Боюсь, у него только легкое расстройство желудка... Так что лучше начинай работать ногами, хозяин! Лихие люди, повторяю тебе!
- Бегать я не привык, - буркнул Конан и повернулся к остальным противникам, удивляясь наступившей за спиной тишине.
Там все было кончено. Фарал неторопливо вытирал свои клинки, легкие, длинные, со странным выгибом у острия; перед ним на песке лежало шесть трупов.
Юный варвар торжественно поднял меч, почтив салютом столь славное деяние.
- Я Конан из Киммерии, - произнес он. - Не рано ли ты начал чистить оружие? Подходит еще одна лодка.
- Я Фарал из Аквилонии, - последовал ответ. - И оружие, киммериец, нам больше не понадобится.
Клинки бесшумно скользнули в ножны, затем Фарал выхватил что-то из-за пазухи и метнул в приближавшуюся лодку. Конану показалось, что в воздухе просвистело нечто смертоносное - не то метательный нож, не то диск с заточенным краем или шипастая стальная звездочка. Эта штука впилась в левый борт рядом с гребцом, вызвав его испуганный возглас.
- Эй, капитан, у меня еще много таких, - громко произнес Фарал, - и все они будут сидеть в черепах твоих людей, если ты не повернешь обратно. Понял?
- Понял, - мрачно донеслось с лодки, куда уже успел вскарабкаться пиратский вожак.
- А раз понял, так поворачивай! И спасибо, что ты подарил мне пять золотых.
Теперь с лодки полетела брань. Фарал отвесил насмешливый поклон.
- Еще раз благодарю! Пусть и с тобой тоже пребудет милость Митры! Не обращая больше внимания на море, странник поднял свой плащ и лежащую под ним котомку, затем, взглянув на Конана, усмехнулся. - Ну, вот и все, дружище! Хорошо, что ты мне помог... Не окажешь ли теперь еще одно благодеяние - не проводишь ли в город?
Улыбка у него была хорошая, открытая, и Конан понял, что странник довольно молод; вряд ли ему стукнуло больше тридцати. Он выглядел крепким мужчиной, светловолосым и статным, типичным аквилонцем, но Конан, с полгода назад выпустивший в Венариуме немало аквилонской крови, не испытывал к нему никакой враждебности. Скорее, наоборот; солдаты и рыцари Аквилонии были славными бойцами и справиться с ними оказалось нелегко. Достойные люди!
И юноша, улыбнувшись в ответ Фаралу, произнес:
- Провожу. Хоть я и не из местных, но путь туда знаю неплохо. Вот только...
Он замялся, с тоской пощупав свой живот, в котором с утра не было ничего, кроме сухой краюшки. После боя есть хотелось особенно сильно, а в лодке пиратов - в той, первой, что доставила на берег Фарала - могло найтись что-нибудь съедобное.
Странник, видно, понял его и развязал котомку.
- Не разделишь ли со мной завтрак? - Он сунул Конану основательный шмат сала на половинке хлебного каравая. - Но давай поедим по дороге, киммериец. Я тороплюсь, а главный мошенник с этой посудины, - Фарал бросил взгляд на галеру, - меня обманул. Теперь придется идти в Шандарат пешком.
- Тут недалеко, - Конан жадно вцепился в еду и, прожевав первый кусок, махнул рукой. - Пойдем!
Они зашагали к скалам, за которыми находилась северная дорога в Шандарат, называемая также Гирканской. Шла она по невысокому плоскогорью, постепенно спускавшемуся к городским окраинам; слева открывался вид на зеленовато-голубые дали моря Вилайет, справа и сзади тянулась пустынная степь, над которой высоко в небе парили коршуны. Преодолев подъем, путники выбрались к тракту и, повернув на юг, ускорили шаги - оба рослые, длинноногие, быстрые. Конан, несмотря на юные свои годы, был повыше и помощнее аквилонца, но тот удивлял какой-то гибкостью, мягкостью и стремительностью движений; казалось, тело его лишено костей. Разумеется, это было не так; чтобы прикончить шестерых отчаянных головорезов, требовались и умение, и могучие мышцы, что наверняка крепились к не менее мощным костям.
Сильные мышцы и крепкие кости, однако, не могли удивить юного киммерийца. Этакого добра хватало и на его родине, и в северных землях Ванахейме и Асгарде, да и в южных тоже, в той же Аквилонии, к примеру, или в Немедии! Тут повсюду жили люди со светлой кожей, с рыжими, золотистыми или черными волосами, воинственные и гордые, любившие поиграть мечом, метнуть копье или выпустить в ближнего стрелу из арбалета. Хорошие стрелки, равно как и копейщики, ценились высоко; выше же всех - мастера фехтования, владевшие мечом и кинжалом с такой виртуозностью, что оружие казалось продолжением их рук. Фарал, судя по всему, был из настоящих мастеров.
У такого не худо бы и поучиться, размышлял Конан, шагая рядом с аквилонцем по плотному песку и жадно расправляясь с остатками хлеба и сала. Спутник его, напротив, ел неторопливо и каждый кусок жевал чуть ли не в пять раз дольше; поэтому, когда юный варвар решил продолжить разговор, они оказались уже в доброй тысяче шагов от места стычки.
- Ловко ты разделался с этими недоумками! Вроде бы они тебя и царапнуть не успели?
- Не успели, - подтвердил Фарал.
- Хмм... - протянул Конан. Его очень хотелось расспросить странника, кто он и каким делом занят, почему торопится в Шандарат и где научился так мастерски владеть оружием. Все эти вопросы - и дюжина других - вертелись у Конана в голове, не срываясь, однако, с языка. По его понятиям мужчине не полагалось проявлять любопытство - разве что в самой минимальной степени и весьма завуалированном виде. Он покосился на сумку, висевшую на поясе. Может быть, Шеймис, прятавшийся в ней, сумеет проникнуть в мысли этого аквилонца?