— Вчера ночью штормило, и у нас был такой маленький улов, — возразила старуха. — А нынче вечером море словно зеркало блестит, и из-за вчерашнего ветра салака поднимается на поверхность.
— Но на северо-западе надвигается туча. Она сулит непогоду, — сказал старик, — а вчера вечером Принц ел траву.
— Неужто он съел мой зеленый лук? — спросила старуха.
— Нет, но завтра утром на восходе солнца жди непогодья, — ответил Матте Лосось.
— Послушай-ка, — сказала старуха. — Мы закинем один-единственный невод на дне с подветренной стороны и набьем полный бочонок рыбы. Только забрать его надо поскорее, а не то худо будет, рыба испортится.
Старик дал себя уговорить, и они поплыли на веслах в море. Когда они были уже далеко, над самой глубью, старуха начала напевать вполголоса старую волшебную руну, только слова переиначивала она по велению сердца:
— Чего ты там напеваешь? — спросил старик.
— Это всего-навсего старая песня, которую я вспомнила, — ответила старуха и, повысив голос, продолжала петь:
— Глупая песня, — возмутился Матте Лосось. — О чем можно просить Морского короля, как не о рыбе? А кроме того, такую песню не подобает петь в ночь на воскресенье.
Старуха притворилась, будто не слышит его слова, и все пела и пела на той же самой ноте все время, пока они плыли над глубью морской. Матте Лосось греб, сидя в тяжелой лодке, и больше не прислушивался к голосу Майи Лососихи, так как думал о треснувшей глиняной трубке и о чудесном табаке. Затем они вернулись обратно на скалу, а вскоре после этого отправились спать.
Матте Лосось и Майя Лососиха лежали каждый в своей кровати, но никто из них и глаз не сомкнул: один думал о том, что осквернил субботу, другая же думала о коровах короля Ахти. Когда время зашло за полночь, старик вдруг сел в кровати и спросил свою старуху:
— Слышишь что-то?
— Нет, — ответила старуха.
— Сдается мне, будто с флюгером на крыше неладно. Быть шторму!
— Нечего уговаривать себя! — возразила старуха.
Матте Лосось снова лег, но через некоторое время вновь сел и выпрямился.
— Теперь флюгер скрипит, — сказал он.
— И чего ты только не придумаешь, — проворчала старуха. — Спи!
И старик попытался заснуть.
Но в третий раз он все-таки вскочил с кровати.
— Да нет, теперь флюгер так громко трещит, словно его подожгли! Непогодье уже на дворе. Надо выходить в море спасать невод.
Оба поднялись. Летняя ночь была темна, как в октябре, и флюгер трещал, и буря ревела во всех углах. Когда они вышли из горницы, бескрайняя морская гладь окружала их в ночи, словно снежное поле, а пена вздымалась высоко над крышей рыбачьей лачуги. Такую ночь на памяти Матте Лосося ему никогда переживать не доводилось. О том, чтобы спустить лодку в воду и выйти в море убрать невод, нечего было и думать. Изумленные старик со старухой стояли у крыльца и крепко держались за дверной косяк, меж тем как вода заливала их лица.
— Ну разве не говорил я, что рыбачить в ночь на воскресенье нельзя? Никакого благословения нам нет! — угрюмо буркнул Матте Лосось, а старуха стояла рядом такая смущенная и испуганная, что даже и думать забыла о коровах Ахти.
Ничего не поделаешь, и они снова вернулись в свою лачугу. Веки у них отяжелели после ночного бдения, и они заснули так сладко, словно никогда бурное море не бесчинствовало в гневе вокруг их одинокой скалы. Когда же Матте Лосось со старухой проснулись, солнце уже стояло высоко в небе, буря улеглась, и только высокая мертвая зыбь сияла в солнечном свете на фоне красной коралловой скалы.
— Нет, что это? — воскликнула старуха, выглянув из дверей.
— Похоже на большого тюленя, — рассудил Матте Лосось.
— Я не я буду, коли это не корова! — воскликнула Майя Лососиха.
И это в самом деле была чудесная рыжая корова — лучше не бывает — тучная и дородная, будто всю свою жизнь она только и делала, что кормилась шпинатом. Она спокойно разгуливала по берегу и даже не прикоснулась к жалким поросшим травой кочкам, словно пренебрегая столь скудным кормом.