====== Пролог ======
Яркие обертки подарков тепло переливались в моргающих огоньках лампочек на елке, отбрасывая на стены веселые разноцветные искорки.
До рождества было еще полчаса, как всегда томительных и самых долгих.
Эйприл поерзала на циновке, удобнее усаживаясь и уже пятый раз поглядывая на часы.
«Господи, ну почему всегда время так тянется, когда хочется, чтобы оно шло быстрее? А им, кажется, даже дела до этого нет. Вот бы и мне такое терпение настоящего ниндзя».
Она оторвала взгляд от часов, понимая, что секундная стрелка, словно издеваясь, стала ползти еще медленнее, и вздохнула, посмотрев на своих друзей-черепах.
Она впервые отмечала Рождество не дома и впервые видела парней такими. Затихшими, сосредоточенными и умиротворенными. Даже задира-Раф никого не подкалывал и не цеплял, немного хмуро, но ласково ковыряя старым складным ножом узор на панцире сидевшего перед ним Дона. Тот не возражал, удобно устроившись на полу около кресла Сплинтера и глядя в пламя электрического камина.
Лео стоял за спинкой отцовского кресла, тоже глядя в огонь и бережно положив руки на плечи Мастеру, а Майки уселся на подлокотник и играл в телефон. Без звука и как-то рассеянно.
«Единое целое. Как же им всем повезло в жизни».
- Здорово, когда есть такая семья, – Эйприл нарушила молчание, не удержавшись от короткого вздоха. Нет, она любила своего папу, а он ее, но такого вот невероятного единения она вообще не видела ни разу среди людей. – Вы как одно целое все. Жаль, люди так редко бывают настолько верны друг другу.
Сплинтер улыбнулся ей уголками губ и погладил бородку, отвлекаясь от созерцания камина.
- Многие испытания делают семью крепче и дружнее.
- Вы потрясающий отец, мастер Сплинтер, – Эйприл тепло улыбнулась, склонив голову набок. – Даже не представляю, сколько сил надо было вложить в четверых мальчишек с такими сложными характерами, чтобы вырастить их настолько преданными друг другу. Невозможно представить их поодиночке и без Вас.
Раф хмыкнул, но не отвлекся от своего занятия, а остальные черепахи, казалось, и не услышали ее, полностью погруженные в свои мысли.
- В этом не моя заслуга, – Сплинтер покачал головой, погладив Лео по руке, словно привлекая его внимание. – Скорее наоборот.
Эйприл удивленно вскинула брови.
- Но разве не Вы воспитали их и вырастили? Вы же рассказывали мне.
- Скоро Рождество, Эйприл, стоит ли задерживать его еще одним долгим рассказом? – Сплинтер лукаво улыбнулся, заставив ее вспыхнуть.
«Как он заметил, что я смотрю на часы?»
- Расскажите, Мастер, – Эйприл уселась удобнее, заблестев глазами от предвкушения интересной истории.
Сплинтер поднял голову и посмотрел Леонардо в глаза, а тот поочередно переглянулся с каждым из братьев, словно о чем-то спрашивая, и лишь после этого коротко кивнул.
«Невероятно, он как будто спрашивает у них разрешения, у своих детей! Я думала, Мастер всегда все сам решает и учит их».
Улыбнувшись, Сплинтер удобнее устроился в кресле и сложил руки на груди, переплетя пальцы.
-Ты знаешь, что когда-то я был человеком, – негромко начал он. – И долгие годы мечтал вернуть себе утраченную семью.
====== День, когда все изменилось для каждого ======
- С днем рождения, дочь, – Ороку Саки присел на корточки и вручил улыбающейся девочке длинный сверток, перевитый простой бечевкой. – Сегодня ты становишься взрослее, и твое детство остается во вчера.
Кивнув, девочка засмеялась и обняла его за шею, поцеловав в изуродованную страшным ожогом щеку.
- Спасибо, папочка! – она захлопала в ладоши, прижав к себе сверток. – Это тот самый подвесной ветерок для кукольного домика, который я так хотела? Да? Да?
Ороку Саки поднялся и скупо погладил ее по голове, чуть задержав в пальцах шелковую ленту, завязанную в красивый бант.
- Это то, что станет тебе дороже и ближе всех кукольных домиков с этого дня.
Он отвернулся и пошел прочь из детской, где на столе возвышался большой двухъярусный торт с горящими семью свечами, а на стенах красовались яркие рисунки.
- Выбросить все лишнее, – коротко распорядился он, закрыв за собой двери. – Игрушки, наряды, перины и вышивки. Все, что будет мешать ее обучению и становлению на пути воина-ниндзя.
- Да, Господин, – седовласый воспитатель коротко вздохнул.
Наполовину француз, наполовину японец, он хорошо знал традиции этой варварской и дикой страны – родины своей матери, где в семь лет дитя переставало быть господином в доме и становилось покорным рабом.
Юная и трепетная воспитанница, к которой его пригласили четыре года назад дать достойное образование, запала в сердце и полюбилась старику более, чем он хотел того.
И ему было больно и страшно за нее, зная, что завтра утром она проснется одна в комнате без любимых игрушек и милых ее сердцу платьев и кимоно, теряя статус божества в этом доме.
- Она такая хрупкая, – рискнул он проговорить в спину Господину Саки, который все эти годы с какой-то дикой неистовой жаждой торопил время и ждал, когда же настанет этот день. – Может, стоит оставить хотя бы теплые одеяла и ночник?
Ороку Саки оглянулся через плечо и коротко дернул бровью над страшным слепым глазом.
- Убрать все, – тихо повторил он. – Вам плохо слышно, уважаемый Говард-сан? Вы тоже можете складывать вещи. Ваша миссия в воспитании моей дочери завершена. С завтрашнего дня у нее будут иные педагоги и наставники.
Говард покачал головой, горько сокрушаясь, и пошел следом за своим работодателем.
- Но девочка так ранима. Она же сиротка, растущая без матери. Я понимаю Ваши традиции и устои, но не стоит ли Вам сделать исключение для нее?
- Лишь из своего милосердия и глубокого уважения к Вашим сединам я повторю еще раз, – сквозь зубы процедил Ороку Саки. – Ваша миссия здесь окончена. Ваше жалование ждет Вас на счету, как и теплое место гувернера в больнице для душевно больных. Вы же мечтаете помогать убогим? Не так ли?
Испуганный Говард поспешил поклониться и больше возражать не решился.
Ему было жаль малышку Караи, которой предстояло проснуться утром не навстречу привычному шумному празднику в честь ее дня рождения, а мрачной тишине пустой комнаты, лишениям и побоям за каждую провинность. Но он очень хорошо понимал, что оспаривать решение Господина Саки бессмысленно и добиться от него ничего не получится, кроме разве что собственной гибели.
«Что ж, значит, так угодно Богу. А я еще смогу спасти не одну душу, если он сдержит слово и даст мне работу в больнице».
- Тебе бы сегодня исполнилось семь, – длинные когти погладили старое истертое фото, бережно вставленное в рамку с заклеенным скотчем стеклом. – С днем рождения, дочка.
Маленькая зеленая лапка потянулась следом, но Сплинтер остановил ее легким шлепком.
- Не трогай, Микеланджело, уронишь.
Он с коротким вздохом отвлекся от созерцания фото и обернулся к четырем черепашатам, столпившимся за его спиной.
- Сегодня урока не будет. Просто уберите додзе, натрите пол в доме и ведите себя тихо.
- Да, Мастер, – они поклонились и один за другим пошли к выходу.
Последний задержался у двери, неуверенно оглянувшись.
- Что тебе нужно, Леонардо? – Сплинтер дернул ушами, немного раздраженный тем, что ему мешали уйти в медитацию, которая могла бы воскресить в памяти чарующие мгновения прошлой жизни, когда он качал на руках свою дочь.
- Мастер, можно спросить? – тот вернулся и сел напротив, коротко поклонившись. – Вы каждый год смотрите на это фото… кто эта женщина?
Сплинтер едва заметно улыбнулся.
- Ты очень наблюдательный. Однажды я расскажу вам о ней. А теперь иди. Проследи, чтобы твои братья не шумели и поужинали вовремя. Я хочу сегодня быть в тишине.
- Хай, Мастер, – Леонардо поднялся, но не ушел, неловко переступив с ноги на ногу. – А можно еще один вопрос?