— Адам!
Встревоженная и сбитая с толку его поведением, Дженис соскочила с кровати и подбежала к окну. Она подоспела вовремя, чтобы увидеть изящную блондинку в элегантной шляпке, которая выскакивала из машины. Сердце у Дженис чуть не вырвалось из груди. Неужели это Оливия Андерс? Но что она здесь делает?
Не раздумывая ни секунды, Дженис накинула на себя шелковый халат, завязала пояс и, как была, босая, выскочила из спальни.
— Адам! — услышала она с верхней лестничной площадки голос Оливии. — Боже, Адам! Как чудесно увидеть тебя снова!
— Оливия? Ты? — По глухому голосу Адама трудно было определить его настроение. — Входи… Пройдем в гостиную?
— Мне так тебя не хватало, мой друг! Я так скучала по тебе! Этот год без тебя превратился в сплошной кошмар!
Далее, пока они шли через холл, до Дженис доносились лишь обрывки слов, а затем дверь в гостиную захлопнулась.
В течение нескольких бесконечно долгих секунд Дженис стояла на лестничной площадке и колебалась, не зная, что ей предпринять дальше. Я не должна, убеждала она себя, я не хочу ничего знать! Но, значит, ей придется и дальше жить с этой тупой болью в сердце! Нет!
Не оставив себе ни секунды на размышления, она спустилась вниз. Дубовые двери заглушали голоса, но, прижавшись к ним ухом, она различила слова Оливии:
— Я так ошиблась, отказавшись от тебя, Адам! Теперь мне это совершенно очевидно. Я совершила ужасную ошибку!
— И я тоже, Оливия! Большей ошибки в жизни я не совершал.
Дженис отпрянула от двери, сраженная твердым и хладнокровным тоном Адама. Вот так спокойно и безапелляционно признаться, что, оставив Оливию, сдавшись без боя, он совершил главный промах в жизни! И все потому, что в приступе отчаяния он направился прямехонько к ней, скромной школьной учительнице, переспал с ней, сделал ей ребенка, а затем уже в силу гипертрофированной ответственности почувствовал себя обязанным жениться на ней. И в результате он больше не волен жениться на женщине, которую любит. Дженис обхватила себя руками, словно боясь, что сердце вот-вот разобьется на мельчайшие осколки.
— Но сейчас я готова начать все заново, — продолжала Оливия. — Я хочу попытаться возместить тебе ту боль, которую невольно причинила тебе, милый!
Голос Оливии вдруг прозвучал неожиданно громко, и лишь спустя секунду Дженис с ужасом осознала причину этого. Должно быть, она, Дженис, выдала себя, вскрикнув или сказав что-то вслух, потому что двери оказались распахнутыми настежь, в проеме их стоял Адам и смотрел на нее непроницаемым взглядом.
— П-простите, — торопливо проговорила Дженис. — Мне не следовало…
— Дженис!.. — Голос его выражал еще меньше чувств, чем взгляд. — Входи. Это касается и тебя тоже. Я хочу, чтобы ты все слышала.
Нет! Это меня не касается! — захотелось ей крикнуть. Это имеет отношение к тебе, и ты, безусловно, уже сделал свой выбор. Я не хочу, чтобы ты в моем присутствии говорил, что совершил величайшую ошибку жизни, женившись на мне. Я не хочу слышать о том, как сильно ты любишь эту смазливую куклу!
Но из горла у нее вырвалось лишь слабое, еле слышное «Нет».
— Джен… — сказал Адам тихо, но твердо, отметая прочь все ее возражения. — Входи!
И она поняла, что ей остается только повиноваться.
Чувствуя, как у нее подкашиваются ноги, она вошла в комнату, и карие глаза ее мгновенно отыскали блондинку в элегантном салатового цвета костюме, стоявшую напротив большого окна и явно удивленную ее появлением.
— А вы кто такая?
Презрение, сквозившее в голосе Оливии, уязвило Дженис, и она невольно подняла голову и гордо расправила плечи.
— До недавнего времени я была мисс Дженис Моррисон, но теперь я миссис Дженис Лоусон, — заявила она со всем высокомерием, на которое была способна. — Я жена Адама.
Оливия отпрянула и недоверчиво переспросила:
— Его жена?
— И мать моей дочери, — добавил Адам сухо.
А она явно не ожидала этого! — торжествующе подумала Дженис при виде того, как тонкие брови Оливии взмыли вверх, а зеленые глаза чуть ли не вылезли из орбит.
— Твоей дочери! Адам, а ты уверен, что она тебя не водит за нос? С чего ты взял, что ребенок твой?
— Я уверен в этом! — без тени колебания отозвался Адам. — Элис — моя дочь, и она значит для меня больше, чем весь свет.