Что вы хотите от меня?
Настанет ли момент, когда ты перестанешь торговаться, Северус?
Альбус, зачем вам я?
Он вдруг кинул настороженный взгляд куда-то вверх, и я вспомнил, что мы все еще находимся в кабинете. Стало быть, портреты видели все происходящее между нами. Альбуса, казалось, это не волновало. Может быть, они не разглашают его тайн? Или он отводит им глаза каким-нибудь заклинанием?
Пройдем в гостиную, - сказал он холодно.
В гостиной я не дождался приглашения и сел на коричневый диван из кожи якки. Альбус смотрел на меня внимательно, устроившись в кресле напротив.
Вы не ответили на мой вопрос, директор.
На этот вопрос нет ответа, Северус. Его интонации были мягкими, но при этом Альбус смотрел на меня с упреком, как будто объяснял что-то настолько очевидное, что я должен был давно знать сам.
На любой вопрос можно найти ответ… если хотеть этого.
Он покачал головой:
– Это бессмысленно, Северус. Ты пытаешься анализировать то, что анализу не поддается в принципе.
Может быть, просто никто не пытался этого делать? – спокойно спросил я. Я понимал, что мы заходим в тупик, однако игра была начата Альбусом, он и должен был делать первые ходы.
Ты не ответил на вопрос о том, что произошло в кабинете, - напомнил он. Сходил.
Мерлин, как ответить так, чтобы дать понять, что мне это понравилось, и я не против продолжения, но… А что, собственно, но? Стоит ли врать, когда рано или поздно это выяснится? В гей-бар за опытом я явно больше не пойду. Я хочу только Альбуса. Так что терять уже нечего. Ва-банк.
Холодно. Как можно холоднее:
– Стена кабинета – это, мягко сказать, не совсем то место, о котором я мечтал, представляя себе мой первый опыт.
Альбус поперхнулся. Он был изумлен или, по крайней мере, хорошо притворился изумленным. Выглядело это так, будто он даже не догадывался о том, что я могу оказаться девственником.
Но я думал, что мистер Малфой… - он пристально вглядывался в меня.
Мы были друзьями, - сухо сообщил я.
Как я понимаю, теперь вы уже не друзья?
Не вижу, какое отношение это имеет к предмету нашего разговора.
Мы опять залезли в дебри, отстраняясь друг от друга. Впрочем, я чувствовал, что мне уже все равно. Еще идя сюда, я внутренне настраивал себя на то, что потеряю его. Я устал от этих качелей. Я бы, пожалуй, даже уволился из Хогвартса, если бы у меня была хоть малейшая возможность сделать это.
Северус, – Альбус наколдовал нам вина, и я принял бокал почти рефлекторно, ожидая его дальнейших слов. – Я должен принести тебе свои извинения. Видишь ли, я думал, что ты более искушен в подобного рода вещах, и не понимал, как глубоко могу задеть твои чувства.
Он огорченно всматривался в мое лицо. Было похоже, что Альбус говорит искренне.
Я ответил ему тем же:
Вы их задели… достаточно глубоко.
Пустота. Я умер. Как в тот раз, после разговора с Лили, когда она навсегда захлопнула дверь передо мной. На что я надеялся? Что он действительно захочет меня? Навоображал невесть что! И вздумал ставить условия за то, что и даром никому не нужно.
Молчание длилось довольно долго. Альбус ходил по кабинету, обдумывая что-то, а я смотрел на свои руки, лежащие на коленях. К вину я так и не притронулся, и бокал висел в воздухе, сиротливо покачиваясь от движений Альбусовой робы.
Наконец, Альбус заговорил: - Если это так, как ты говоришь, Северус, то каким образом я могу загладить свою вину? Что ты примешь в качестве извинения?
Я не знал, что ответить на это. То, чего я хотел, было слишком больше, чем он мог предложить.
Самым лучшим решением было прервать бессмысленный разговор и уйти. Я уже собрался было вставать, как вдруг Альбус повернулся ко мне и со словами: «Северус, ты позволишь мне?», опустился передо мной на колени. Я был настолько ошеломлен, что застыл на месте.
Дамблдор. На коленях. Передо мной.
Первой мыслью было, что он сошел с ума. Но в следующую секунду Альбус отвел мои руки и слегка развел мои колени, чтобы оказаться между ними, на мгновение коснувшись ладонями внутренней стороны моих бедер.
Возбуждение накрыло меня, выламывая тело в судороге. Эрекция стала болезненной в доли секунды. Я вцепился руками в диван, умирая от желания и одновременно - от страха, что я все делаю не так. Альбус же одним рывком расстегнул мне молнию на брюках, и мой освобожденный член подался вверх, натягивая ткань трусов, ложась в его горячую руку. Накатило жаркое, сладкое удушье, комната поплыла перед глазами. Альбус медлил, стягивая с меня трусы невероятно долго, сухими пальцами слегка поглаживая бедра, и я уже начал думать, что эта пытка – похлеще, чем то, что мне довелось испытать у Лорда.
А потом я сказал: «Да. Пожалуйста. Да» и, прежде чем успел понять, что творю, нажал рукой на затылок Альбуса, притягивая его голову вниз, туда. В следующую секунду его руки и губы завладели моим членом, язык слизнул капельку смазки, и я услышал собственный глухой стон. Еще миг - и головка оказалась в жаркой, влажной тесноте его рта. Руки Альбуса гладили меня. Я извивался, рычал и выгибался, судорожно глотая воздух, когда он вбирал член еще глубже. В какой-то момент он стиснул его так сильно, что я мог только всхлипнуть, вскинуть бедра, и, мыча, двинуться вперед, толкаясь Альбусу в рот, еще быстрее, еще… На этом потолок гостиной надвинулся на меня, превратившись в кипенно-белый, и я самым позорным образом потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что уже полностью одет и лежу на диване, головой - у Альбуса на коленях, под моей щекой была его мягкая борода, а сам он пропускал сквозь пальцы мои волосы. Все тело было пронизано послеоргазменной истомой. Пахло разлитым вином и еще чем-то очень резким.
Увидев, что я в сознании, Альбус повернул мое лицо вверх и заглянул мне в глаза:
Как ты, мой мальчик?
Извинения принимаются, директор, - срывающимся голосом сказал я.
Будильник вызванивает три утра, напоминая, что пора гасить огонь под основой. Я заливаю горечавку ядом тарантула (следующий этап зелья) и иду в гостиную. Откидываюсь в кресле у камина, салютуя себе бокалом виски, и, смакуя первый глоток, закрываю глаза. Альбус хочет лишить свое тело памяти. Это его дело, не так ли? Я даже не назову это предательством. Но я не буду этого делать с собой. Память - это все, что мне осталось. И, пока она жива, значит, и я живу тоже.
Конец POV Северуса
========== Глава 10 Семья Вильярдо ==========
Вечером 28 декабря баронесса де Ведья-и-Медоре вернулась домой в довольно мрачном настроении. Сбросив шубу в кресло у входа, она пошла навстречу племяннику, князю Хуану Антонио дель Раванилья, который поспешил налить ей глинтвейна из котелка на маленькой жаровне, что стояла в глубине холла, рядом со стеной парадной лестницы.
В доме семьи Вильярдо в Толедо повсюду царила чистота, однако портреты предков на стенах давно не реставрировались и заметно потемнели, обои и ковры выцвели, а по антикварной мебели было видно, что она неоднократно страдала от нашествия жучков. В холле, освещенном по-маггловски, электрическими лампами, приятно пахло корицей.
Удалось что-нибудь выяснить? - спросил Хуан Антонио, протягивая бокал Марии Инессе и с тревогой заглядывая в ее лицо.
Не больше того, что мы обсуждали, - махнув рукой, отвечала та, опускаясь в кресло перед камином.
В доме было холодно, и князь поспешил накинуть на плечи Марии Инессы шерстяную шаль, которая когда-то – очень давно – явно была дорогой и модной.
Сама я в библиотеке ничего не нашла, только перемазалась в строительной пыли. А Грегори до сих пор в Англии. – Мария Инесса нахмурилась: - Не понимаю, почему он не стал справлять Рождество здесь… Еще в начале декабря он говорил, что будет с нами, как всегда, а теперь все службы вместо него служил Теодор, и... – Мария Инесса оборвала сама себя. - А у тебя что?