Выбрать главу

Значит, для того чтобы все было хорошо, надо лишь хорошо относиться к себе? И неважно, как другие к тебе относятся, они изменят о тебе мнение?

Мартина пожала плечами.

Кто я такая, чтобы знать все? Я могу лишь рассуждать о том, что вижу в своей судьбе. Кстати, я ведь не единственная захватила власть в доме, - вдруг жестко сказала она. - Несколько месяцев назад вы сеньора Гжегожа терпеть не могли, однако теперь он везде самый нужный. Даже сеньориту Веронику на занятия провожает именно он. Еще чуть-чуть и того гляди станет посредником между сеньором Эухенио и аптеками.

И развернувшись, Мартина пошла варить кофе.

Только поднимаясь к себе, Эухения поняла, что так и не узнала, чем же занималась Мартина с Полиной Инессой. Слова Мартины неприятно поразили во многом. Начиная с того, что та попала в точку про стыд и униженность, в которых Эухения так старалась не признаваться самой себе. Но, увы, это было правдой. Еще в ноябре она бы ни за что не оставила Полину Инессу одну: разнесла бы дверь в мастерской к чертовой матери Бомбардой и заставила выслушать себя, нашла бы аргументы в пользу помолвки с Бернардо, прожужжала бы все уши Хуану Антонио, чтобы он придумал план, как им извернуться со средствами, и так далее. Но теперь… теперь – нет.

И действительно ли она схватилась за Гжегожа потому, что надо было схватиться за кого-то? Потому что не было выбора? И откуда Мартина узнала про Фернандо? Он ведь был здесь всего два раза, и все в один и тот же день…

Откуда такая прозорливость? Поневоле вспоминались слова Полины Инессы про Мартину, про ее ауру. С другой стороны, сейчас Полина Инесса шушукается именно с Мартиной, и если Мартина – Раванилья, то у нее есть шотландские корни, а говорят, что шотландки – все провидицы.

Эухения почувствовала мимолетный стыд, вспомнив, что сказала Мартина про Хуана Антонио. С другой стороны, неужели она обязана любить его в ответ, только потому, что он ее любит?

Она взялась уже было за дверь своей комнаты, когда увидела Веронику Алехандру, идущую по коридору со стороны балкона. Та была с серой сумкой, с которой ходила на занятия, и в обычной темно-зеленой мантии, вполне похожей на школьную, с волосами, забранными в хвост, но что-то в облике ее было таким вызывающим, будто на самом деле она собиралась аппарировать прямо сейчас куда-то в квартал темных колдунов и заняться там проституцией.

Хорошего дня, сестрица, - сказала она, и это прозвучало так, будто у нее было какое-то несомненное преимущество перед Эухенией. И в ее взгляде Эухении тоже почудилась злобная усмешка.

Но в этот момент из своей комнаты вышел Гжегож, стряхивая невидимые пылинки с рукавов камзола, и взгляд Вероники Алехандры изменился. Теперь, проходя мимо и выходя на галерею, она смотрела на Эухению как на пустое место. Гжегож, коротко взглянув ей вслед, едва заметно усмехнулся и задержался, поцеловал Эухению нежно сначала в щеку, потом в волосы.

Не повезло тебе с погодой, - улыбнулся он и сжал ей руку.

Зато будет общий вечер у камина, - сказала она, пожимая ему руку в ответ.

Все это наполнило ее тихой нежностью, но едва она оказалась одна в своей комнате, как усмешка Вероники Алехандры завладела ее мыслями. Что, если та сговорилась с Мартой? Вроде бы никуда не ходит, кроме как заниматься, но что, если кто-то из учителей подкуплен Мартой или под Империо? Что, если Вероника сама под Империо? Это можно проверить только одним способом.

Мор, - позвала Эухения. – Мор.

Она ожидала его моментального появления, однако прошло полминуты, а его все не было.

Мор, - позвала Эухения еще раз. – Моооооор.

Никакого ответа.

Странно. Он всегда появлялся сразу. Материализовывался из ниоткуда, словно бы ткался из воздуха и так же потом исчезал, словно развоплощаясь. С другой стороны, поскольку она не приказывала ему ничего особенного, могли же у него быть свои дела? В конце концов, какие-то простые нужды?

Она простояла у открытого окна пять минут, нетерпеливо барабаня по подоконнику, потом позвала еще раз. И снова безрезультатно. Может, он наконец-то воспользовался ее разрешением и просто ушел? Но Мор вроде был не таков, чтобы просто бросить ее, не предупредив.

Скажи хотя бы, что все в порядке, что ты просто решил уйти? – попросила Эухения, но реакции по-прежнему не дождалась.

Что ж, с чего бы ей огорчаться по этому поводу? Она ведь даже не знала, кто такой Мор, каковы его возможности и каков именно был его договор с дядей. Судя по зеленому цвету, он мог быть лепреконом, но в энциклопедии «Нечисть Британии», которую Эухения разыскала в монастырской библиотеке, после того как Мор стал ей служить, говорилось, что само слово «лепрекон» образовалось от словосочетания «левый башмак» и что лепреконы часто чинят свои башмаки. Кроме того, зеленый цвет одежд Мора не был ярким и он носил треуголку вместо шляпы. А еще он очень хорошо говорил по-испански, а лепреконы, наверное, должны говорить по-английски?

В энциклопедии был еще стишок, про то, по набору каких признаков можно узнать лепрекона, и Эухении запала в память строчка «Крови цвет у лепрекона зеленее цвета листьев…» Но у всякой водной нечисти вроде русалов кровь тоже была зеленая. Да и не просить же Мора показать, какого цвета у него кровь? И раз уж он отказывался говорить о себе, значит, были у него на то причины…

Створка окна хлопнула, и Эухения обернулась. Нет, всего лишь порыв ветра.

Она спустилась вниз, чувствуя потребность побыть с кем-то. Но ни в библиотеке, ни в кухне никого не оказалось. Кабинет матери был заперт, и мастерская пустовала по-прежнему. Даже Мария Луиса словно испарилась. Огромный дом вымер. Такое случалось нечасто.

Эухения потянулась за пиалой с порохом и в волнении просыпала половину на ковер. Потом, когда наконец ей удалось собрать все – руками, заклинание вылетело из головы, переместилась в дом дедушки. Она собиралась идти в сторону комнат, но дверь лаборатории, против обыкновения, оказалась открытой. Эухенио сидел на диване, положив на колени подушку, вышитую для нее, Эухении, баронессой, и читал, судя по обложке, только вышедший «Вестник зельеварения». По красным глазам видно было, что он не выспался, а еще - что сильно похудел даже с пасхального обеда: его любимая майка с осклабившимися черепами, в прошлом году сидевшая на нем впритык, теперь болталась колом. Нитяные браслеты, которые он не снимал с марта, некогда разноцветные, желто-зеленые и красно-синие теперь были одинакового черного цвета с россыпью желтых пятен. Сколько же зелий он сварил за последнее время?

Эухения ожидала, что брат встанет и захлопнет дверь, но тот внимательно посмотрел на нее и неожиданно кивнул на «Вестник»:

Гаццони изобрел плесневую основу для зелий. Рецепт он не дает, и купить ее можно только у него. Но это, пишет, «ответ на все вопросы о неизлечимых болезнях, потому что разумная плесень сама направляет лекарство в нужные точки». Это все туфта, чтобы по скорой сгрести денег, или?..

Хм. – Она аккуратно присела в кресло. – А ты что думаешь?

А как такие зелья принимать? Они же почти твердые, все равно как запихивать в горло мазь. Запивать их, он пишет, нельзя, вода ослабляет свойства. Тогда как их варить-то вообще? Но этот умник - член Европейской гильдии, между прочим.