Он вкладывает карандаш мне в руку даже раньше, чем я начинаю искать его. Пишу: «Я получил». Карандаш дрожит в пальцах, и Альбус фиксирует мою руку.
Дыхание, кажется, затаили мы оба. Сова перестала клевать печенье, и смотрит на нас, наклонив голову. Даже приборы стихли, и портреты ждут в таком же напряженном молчании.
Но проходит меньше минуты, и на пергаменте начинают проступать неровные буквы.
«Боги. Наконец-то! Второй час пялюсь на эту гребаную полоску».
Я едва замечаю, как вновь оказываюсь в подземельях. Ромулу пишет, что соскучился, что едва пережил этот день и четыре семейных совета. Что жених его средней сестры сбежал с младшей сестрой. «Представляешь, этот мерзавец был целителем моего деда, и, как выяснилось сегодня, когда дед вдруг пришел в себя, нарочно травил его все это время, вместо того чтобы лечить. И лепрекона моей сестры едва не убил, потому что лепрекон мог его выследить. Кажется, я никогда не мечтал так сильно быть вдалеке от всего этого».
Не знаю, что писать в ответ. Кажется, эпистолярный жанр совершенно не мой конек. Язвить не получается, сейчас это слишком его заденет. Надо же, всегда даже перед Лордом находил, что сказать, а тут выбираю каждое слово и заканчиваю тем, что ничего не пишу. И все жду, когда же он заговорит про озеро.
«Ты тут?» - спрашивает.
«Тут. - И наконец находится вопрос: - Когда тебя ждать?»
«Скорее всего, послезавтра, в крайнем случае через два дня. Представляешь, она еще и дневник вела подробный. Я нашел обгоревшие страницы на берегу озера. Сестра пыталась его сжечь».
«И что случилось?»
«Ничего не случилось. Просто несколько страниц не сгорели, так что стало понятно, насколько там все было плохо».
«А дальше?»
«Дальше? Ты задаешь какие-то странные вопросы, Северус. Я их сжег и пошел к сестре. Мне хотелось утешить ее, но она спала. И тогда я и увидел пергамент. У них в комнате все вещи свалены в кучу, он лежал на самом верху. Я оторвал половину. Мне еще предстоит объясняться с ней, но я действительно сошел бы с ума, если бы мне пришлось ждать от тебя письма целый день. Между прочим, пергамент несгораемый. И ты, кстати, тоже можешь разделить его и отдать часть кому-то другому. Но лучше так не делай, потому что я буду очень ревновать и тебе от меня не будет покоя».
«А перед этим? Днем ничего не случилось?».
«Нет, днем как раз все было нормально. Я заснул в библиотеке, а когда проснулся – как раз и пошел на озеро. Тогда мама отдыхала, и мы еще не знали про дедушку. И думали, что все закончилось… в каком-то смысле. Вообще-то я думаю, это хорошо, что он сбежал, потому что он – ота. Это что-то вроде гипнотизера. И кто знает, что он мог бы натворить еще, кроме того, чтобы просто забрать наши деньги? А почему ты спрашиваешь?».
Я еще не знаю, как переварить новость про ота, а он настаивает:
«Почему ты спрашиваешь, Северус?»
«Дурной сон».
«Вау. Дурные сны обо мне. Наверное, это эгоистично с моей стороны, но я рад, что я тебе снюсь».
Неужели сон? Но он же был на озере! И его сестра жгла дневник, значит, могла применить адское пламя, и мог начаться пожар.
Оглядываю гостиную: нет, не похоже, чтобы здесь что-то разрушили, а потом восстановили. На всякий случай применяю на столик заклинание памяти вещей. Мне уже лучше, и я все-таки выпил тонизирующее, а большого расхода сил это заклинание не требует. Кроме того, оно забирает силу в зависимости от того, сколько памяти мне нужно, а меня интересуют всего лишь полдня. Нет, ничего неподобающего здесь не происходило. Но куда-то же моя сила должна была деться!
Кидаюсь к камину и переношусь в гостиную к Альбусу. Уже около двух, но он все еще в кабинете, и, будто ждал специально – ничуть не удивлен моим приходом.
Что ты увидел, - спрашиваю, - когда делал диагностику?
Ничего непоправимого, Северус. Большой расход силы, который ты восстановишь в течение нескольких дней. Иначе, как ты понимаешь, я немедленно отправил бы тебя как минимум к Поппи.
Поколебавшись, рассказываю ему о том, что видел на берегу. За исключением того момента, что хотел уйти и оставить Ромулу.
Эта сила не могла уйти в никуда, не так ли?
Немного зная реальность снов, - говорит он мягко, - могу предположить, что твои страхи и опасения соединились с твоей интуицией и создали нечто вроде альтернативной реальности, в которой ты и выплеснул свою силу. В действительности же Ромулу ничего не угрожало. Возвращайся к себе, мой мальчик. Тебе надо поспать.
Альбус целует меня в лоб и уходит в спальню. Я переношусь в гостиную, верчу в пальцах кусочек пергамента, на котором проступают слова: «Я люблю тебя». Смотрю на них, наверное, не меньше десяти минут. Я должен сказать ему то же самое, разве нет? И если все случившееся было только сном, и я в действительности не оставлял его там, а это лишь мой постоянный страх вышел наружу, я даже имею какое-то право на то, чтобы это сказать. Но что-то, что-то застряло в горле и мешает мне, и я пишу: «Возвращайся скорей».
А потом смотрю на строки: «Мне казалось, что сегодня был один из самых ужасных дней в моей жизни, но сейчас мысль о том, что в ней есть ты, и то, что я могу говорить вот так с тобой, делает его одним лучших» и молчу.
И вновь он решает пощадить меня: «Спокойной ночи, Северус. Спасибо за все».
И я мог бы сказать ему: «То же самое, что ты говоришь мне, я мог бы сказать и про тебя». Я мог бы сказать: «Я так боялся за тебя сегодня, что не мог соображать. Да я вообще не могу соображать, когда я один, а тебя нет». И: «Если бы сегодня что-то с тобой случилось, независимо от того, какую бы я сыграл в этом роль, я не знал бы, как жить без тебя». И это тоже: «Я знаю, что порой обращаюсь с тобой не как с равным, и при этом беру больше, чем готов отдать, и мне страшно, что ты пострадаешь из-за меня, и я так и не осмеливаюсь поверить во все то, что ты чувствуешь ко мне, и мне очень трудно признавать свою неправоту, но я сделаю все, чтобы это исправить, чтобы ты никогда не жалел, что выбрал меня».
Но я отвечаю: «Спокойной ночи, Ромулу».
Он вернется во вторник, и у нас будет еще несколько недель до того, как случится Блэк и произойдут все его последствия, и я не раз потом буду думать, мог ли я изменить что-нибудь, сказав другие слова. И имели ли они вообще хоть какое-то значение. Но произойдет так, как произойдет, и я еще годы буду жалеть, что не сказал ему всего, что чувствовал в этот день и в этот момент.
========== Глава 125. Мемория Абдиката ==========
Когда он уходит из Хогвартса, мы решаем, что будем встречаться в доме. Однако легко сказать… Сейчас студенты шляются во всех направлениях, кто во что горазд, и дежурные преподаватели смотрят на гулянки после отбоя сквозь пальцы, потому что «у них же такие тяжелые перегрузки, Северус» и т.д., и т.п. Одно утешает – Альбус, видимо, сделал Поттеру внушение насчет Блэка, и теперь тот соблюдает правила и не суется даже к хижине Хагрида.
На первой неделе у меня оказываются свободными лишь два вечера. И где-то в глубине души я готов петь оду Грейнджер за то, что она удерживает Поттера и Уизли на поводке.
А еще, видимо, должен благодарить идиотскую выходку Хагрида, потому что эта троица занята к тому же и гиппогрифом.
Но оказывается, то, что у меня свободный вечер – еще ничего не значит. Прождав в доме два часа без толку и сходя с ума от тревоги, я аппарирую к Ромулу на лестничную клетку. Стучу и звоню – он не открывает. По счастью, дверь поддается простой Аллохоморе, а в чары он меня вплел. Нахожу его спящим в кухне. При моем появлении он поднимает голову от стола и начинает тереть глаза, удивленно спрашивая, который час.
Конечно же, мы никуда не отправляемся. Я укладываю его спать и ухожу. Чтобы через два дня все-таки дождаться его в доме и снова уложить спать. На третий раз, на следующей неделе все наконец срастается, и мы обедаем на террасе, глядя на море. Мы пьем вино, едим гамбургеры и хрустим чипсами, и я не могу отделаться от ощущения неправильности, даже дикости происходящего. У меня есть парень, у нас есть дом, и мы ужинаем. Ну и сколько это, по-вашему, может продлиться?