Назавтра я обедал у Маршана – надо было выполнить обязательства и договориться об уроках с его дочерью. Однако Амелин-Эвель, малахольная барышня семнадцати лет, один вид которой вызывал жалость (взять хотя бы слишком большую голову на тонкой шее), неожиданно меня удивила.
Я уже больше не хочу быть зельеваром, - сказала она. – Я хотела быть похожей на приятельницу-зельевара, потому что ее все любили. Хотела понравится ее брату. А теперь просто хочу быть собой. Я буду учиться на медсестру.
Хенрик смотрел на нее с обожанием, и она отвечала ему таким же взглядом.
На секунду я позавидовал ему, но потом порадовался, что у меня нет таких слабых мест.
После обеда, когда мы остались одни за кофе, он спросил, каковы мои познания в алхимии и что я думаю о философском камне. И читал ли я «Славу в веках» Гуттенберга, которая считается зашифрованным посланием о тайнике, где хранятся ингредиенты для создания камня. У Хенрика хранились неизвестные общественности варианты ее расшифровки. Вид у него был многозначительный, и мне не хотелось задумываться, почему он решил, что подобное меня увлечет. В конце концов, поскольку о моих поисках философского камня знал Рэнделл, можно было предположить, что Лорд высмеивал меня в обществе кого-то из моих коллег, а уж от этого коллеги посредством легиллименции информация попала к нашему бравому аврору.
Смысла делать вид, что я не понимаю происходящего, я не видел. И смысла отказываться тоже. Лорд мог убить меня прямо по возвращении, но никто не мешал мне пользоваться своей жизнью сейчас. И никто не мешал мне заниматься любимым делом – узнавать новое. Я рассказал о своем увлечении философским камнем подробно, Маршан обещал мне показать рукописи и кое с кем познакомить. Потом он пригласил меня погостить в августе пару недель в его доме в Варшаве, и я согласился. К этому моменту я стал уже догадываться, какое это прекрасное состояние – когда тебе нечего терять.
Третьего июля я переместился в домик над туннелем Мерлина и вел там непривычно-ленивое существование, потихоньку растрачивая ингредиенты, закупленные Ричардом, и проводя время за чтением книг и разговорами с Джейн и Берилл. Впрочем, с Берилл – в куда меньшей степени, потому что, даже будучи в отпуске, она все время пропадала где-то снаружи.
Как ни странно, но Джейн становилось не хуже, а лучше. Хотя я и боялся, что это может быть тот самый всплеск активности, который бывает на последних стадиях смертельной болезни. Как бы то ни было, она выполняла предписания четко, но при этом болезнь будто игнорировала начисто. Ее неукротимость подействовала и на меня. Я считал, что возиться с ней станет для меня тяжкой обязанностью, но оказалось наоборот. Я чувствовал себя воспрявшим, хотя, к сожалению, и не «великим и ужасным», и с радостью придумывал что-то, что могло облегчить Джейн жизнь. Под сонными чарами я перемещал ее на носилки и переносил в обустроенную мной и Берилл беседку рядом с домом. Полностью скрытая от солнца и защищенная чарами от насекомых, Джейн тем не менее могла наслаждаться свежим воздухом.
В один из вечеров, переправив ее домой и вернувшись в беседку за забытой книгой, я натолкнулся на Берилл. Вид у нее был торжествующий, а в руках она несла мешочек из коричневой кожи.
Пойдем, - сказала она.
Куда? – не понял я.
Пойдем, пойдем. Я просто хочу, чтобы ты это почувствовал, сюзерен.
Я напомнил себе, что она не посмела бы причинить мне вред. Тотчас же, словно показывая, что не даст меня в обиду, примчался «фамильяр» и уселся на мое плечо, продирая его когтями.
– Предатель, - засмеялась Берилл.
Она повернулась и пошла в кухню, скорее всего, к туннелю.
Пойдем, - позвала она еще раз, и я поддался любопытству и направился за ней.
После того как мы вышли из туннеля, вскоре стало ясно, что мы идем к озеру. Я вынул палочку:
Что ты хочешь мне показать?
Я приручила еще одного кельпи, - сказала она с гордостью.
Значит, я не ошибся.
Водной нечисти, как я понимаю, ты не боишься? – спросил я.
Я уже давно здесь своя, - объяснила Берилл. – И они все равно к нам априори добрее. Магия Мерлина защищает тех, кто живет в этих местах. А вот магглам, если они сюда забредут, конечно, не повезет. Ну, или магам, попадающим сюда без сопровождения, - хмыкнула она.
Да уж, я помнил.
Мы пришли на самый берег. Озеро как озеро, лес вокруг, редкие птицы над водой и песок и валуны по краю. Берилл выбрала самый большой и удобный из них, оставив мне довольствоваться тем, что похуже, и велела ждать.
Прошло около получаса. Солнце клонилось к закату. В траве у моих ног рыскали мелкие зверушки, но ничего примечательного не происходило. Внезапно похолодало и над озером застелился туман. Берилл сжала мою руку, показывая, что, мол, вот оно, и тут же отпустила.
Туман, между тем, стал гуще и уже поднимался над озером клубами, в которых то тут, то там проступали очертания лошадиных морд. Берилл развязала мешочек и вынула из него уздечку, к которой был привязан кусок белой ткани, смутно мне знакомый. Потом встала и начала выпевать заклятие на неизвестном мне языке. От тумана отделился белый как молоко конь.
У меня от восхищения пересохло во рту. Конь был великолепен. В его гриве, состоявшей, кажется, больше из тумана, чем из шерсти, переливались бриллиантами капли. Огромный черный глаз смотрел на меня совершенно осмысленно. Коротко ржанув и гордо стукнув копытом по камню, красавец направился сначала к Берилл, потом свернул в мою сторону и ткнулся мне в руку.
Я с детства ненавидел быть верхом, без разницы, на чем, но сейчас не заметил, как оказался на кельпи.
Северус, нет! – крикнула Берилл, и я смутно вспомнил, что она держала в руках уздечку, а лоскут ткани был, кажется, остатками моей рубашки. А также, что кельпи подчиняют заклятием, эту самую уздечку накидывая. Однако я не ощущал никакой угрозы. Наоборот, я чувствовал какое-то родство между мной и кельпи, и это чувство становилось все глубже с каждой секундой.
Когда Берилл заорала еще громче и попыталась вцепиться мне в ногу, чтобы стащить с коня, я вспомнил, что келпи приманивают особыми чарами и своей готовностью, но я был уверен, что здесь что-то другое. Я только крепче впился пальцами в гриву, ощущая нечто вроде потока, идущего от меня к демону, и от него ко мне. Все правильно – вода была моей стихией и она не могла принести мне вред.
В следующие мгновения, однако, я перестал так думать. Конь мотнул боками, отбрасывая Берилл, и, стартанув с берега, прыжком ломанулся в озеро. Я мигом погрузился в воду по самые уши, а в следующий заход очутился в ней с головой. Кельпи, между тем, плыл под ней, словно так и надо было. Я разжал руки и попытался отцепиться от него, но не тут-то было – на уроках по волшебным тварям нам рассказывали, что всадники кельпи прилипают к его спине. Я начал захлебываться и тут наконец мы вынырнули на поверхность. Кельпи помчался над ней гигантскими скачками, едва задевая копытами воду.
Сквозь свист ветра и шум в ушах я слышал отчаянно заклинающий демона голос Берилл. Где-то тут же с криками, отчаявшись угнаться за кельпи, летал феникс. Но красавчик-конь вовсе не собирался возвращаться. Он принялся нырять, окуная меня, теперь уже на краткие мгновения и снова выпрыгивая. В конце концов я приладился к этому странному ритму и вдруг понял, что он словно разгонялся, набирал энергию, чтобы каждый раз подниматься все выше и все дольше задерживаться над водой. И когда в очередной раз он взлетел не только над озером, но и над лесом, а навстречу нам понеслись осыпающиеся звезды, я понял, что имела в виду Берилл.
И да, черт возьми, я почувствовал это. Я чувствовал это – скорость, поток, силу, и каково это быть – пусть и ненадолго - хозяином вселенной. А еще в этот момент я очень хорошо чувствовал другое – не обязательно чувствовать взаимность, не обязательно чувствовать, что тебя приняли, не обязательно быть с кем-то, чтобы быть живым.
========== Эпилог 2. ==========