Середина июля обрушилась на замок чередой буйных гроз. Когда начинался дождь, Эухения уходила со двора, поднималась на площадку, на которой нашла никин дневник, садилась на ступеньку, и, слушая сквозь открытое окно, как барабанят по карнизу капли, думала о том, о чем думать не имело никакого смысла. Например, почему Гжегож, не любя ее и обманывая, заставил ее принять Глаз бога или оставил на ее руке помолвочные чары, благодаря которым она могла найти его в любой момент.
Побег Ники, конечно, получил самую широкую огласку. Репутация семьи была окончательно погублена, Хуан Антонио лишился своей должности. Эухения чудом избежала ареста или высылки – Фернандо удалось перехватить интервью, отправленные Никой в крупные газеты. Та обвиняла сестру в мечтах о захвате власти над Испанией, в попытках собрать группу новых Пожирателей. У Эухении голова кружилась, когда она думала о феерической никиной глупости. Не говоря уж о безмерном эгоизме.
«Ведь я не была такой в ее возрасте? Или вправду была? Действительно хотела подчинить себе целый мир, только другим способом? Считала себя самой умной, самой знающей и вообще пупом земли? Вот и расплата…»
Она в очередной раз погрузилась в пережевывание одного и того же, когда снизу ее вдруг окликнул Максима.
Это Фернандо, Хен, - сказал он.
Она спустилась по лестнице, аккуратно держась за перила. Максима оглядывал ее с заметным беспокойством. Эухения знала, что опять похудела. А вот он только набирал вес, заедая погибшие мечты любыми лакомствами, что попадались под руку. Благо, хоть на еду денег хватало. Впрочем, Фернандо на то, что Максима была теперь закрыта дорога в магическое правительство Испании, смотрел оптимистичнее.
«Тебе там и с самого начала нечего было делать, - как-то бросил он. – Твой уровень – это международная карьера как минимум».
Сейчас Фернандо, скрестив руки на груди, стоял у окна в библиотеке. В кресле в двух шагах от него сидел Фелиппе. Мария Луиса поставила на стол поднос с кофе и зефиром, и Максима прикрыл дверь. Эухения взяла чашку и тоже подошла к окну, рассматривая озеро, заволоченное пеленой дождя.
Фернандо + Фелиппе – это означало новости о Нике, но беседу никто не начинал.
Ну? – в конце концов сказала она.
Ника в Болонье, Хен, - со вздохом отозвался Макс. – Она сделала себе маггловский паспорт, прибавила себе энное количество лет и прошла пробы в местный театр. С Конфундусом, как я понимаю.
Ну почему же? – фыркнула Эухения. – Разве она не доказала всем нам, какая она хорошая актриса? – Она повернулась к Фелиппе. – Почему Болонья?
Думаю, потому, что она хочет попробовать свои силы сначала на маленькой сцене, - отозвался Фернандо из-за ее спины. – В некоторых вещах твоя сестра не так уж глупа.
Жаль, что только в некоторых. А Гжегож?
Фелиппе вздохнул и немного отвел взгляд.
Мы его не нашли, - снова ответил Фернандо. – Нам удалось найти маггловскую гостиницу в Риме, где они ночевали после побега. Мы сняли с портье Обливиэйт. Он был очень криворуко наложен, кстати. Ника с Гжегожем поссорились в первую же ночь. Так кричали, что стены тряслись. Портье пошел устранять скандал, услышал, как Ника орала: «Ты все это время мне врал, козел!», потом хлопок. Портье подумал, что она его убила, а поскольку он бывший военный, храбрый, но…
Глупый, - хмыкнул Максима.
Не отличающийся способностями к анализу... Он выбил дверь и увидел Нику с палочкой в руках.
Ну и получил Обливиэйтом в морду.
Фелиппе все еще молчал, и Эухения вдруг подумала, что на самом деле тот гораздо раньше Нику нашел, просто зачем-то ее покрывал.
И точно никаких следов Гжегожа? – упрямо глядя на Фелиппе, спросила она.
На этот раз тот посмотрел ей в глаза и покачал головой. Она соорудила в голове надпись «Я знаю» с толстым восклицательным знаком и отправила ему, пытаясь установить мысленную связь. Фелиппе даже не дрогнул, но через несколько мгновений пришла картинка – птичьи следы, которые обрывались на середине дорожки. Эухения улыбнулась и получила улыбку в ответ.
Что будем делать? – вопросил Макс.
А что вы собираетесь делать? – поинтересовалась Эухения.
Это против тебя в первую очередь преступление, - хмуро сказал он. – Тебе решать.
Преступление…
Нет, конечно, никто не отрицает, что у нее просто нет мозгов! – взорвался Макс.
Ну и чего ты добьешься, если вернешь ее сейчас? – раздался спокойный голос Фернандо.
Денег хотя бы?
Их у нее нет.
То есть как это нет?!
Похоже, что Гжегож их забрал. У нее денег едва хватает на жизнь.
Ну, совсем хорошо!
Они замолчали.
На деньги Эухения и так не слишком рассчитывала. И так понятно, что им с Максом и Хуаном Антонио придется перебираться в эту забытую богом Аргентину и вести там дела. Еще и за Паскуалой присматривать, которая вообще неизвестно где. Хуан Антонио там уже осваивался вовсю, а Эухения все медлила. Хоть она и пережила здесь столько всего, все же это был ее замок, ее место, и расставаться с ним было – словно выбивать почву из-под ног. Впрочем, Макс тоже никуда не спешил.
И, кажется, сейчас решение действительно нужно было принимать ей. Никто не сделает это за нее.
Маме скажем, что она в порядке, но не скажем, где она, - придумала Эухения. – А за Никой надо присматривать по мере сил, и чтобы она не нуждалась ни в чем, вот и все.
А если у нее опять крышу сорвет? Если она еще что-нибудь в таком духе изобразит? – ухмыльнулся Макс.
Вот тогда - да.
Я думаю, что с ней будет все в порядке, - задумчиво сказал Фернандо. – Она получит там то, чего так хотела, - признание. А поскольку маг и палочка при ней – не пропадет.
Макс обернулся к Фернандо:
Если ты так думаешь…
Да, я так думаю, - сказал тот, и Макс согласно кивнул.
Опять это их взаимодействие, полное… полное чего? Может, они тоже отправляли друг другу картинки по мысленной связи?
Эухения увидела за окном прояснившееся небо и пошла во двор – дышать. Ее никто не останавливал. Знали уже, что если она вот так уходит – хочет побыть одна.
Однако не успела она свернуть к русалкам, как раздался хлопок аппарации и посреди двора появился Руфалдо.
Сеньорита Эухения, - поприветствовал он, приподнимая свой странный головной убор – нечто среднее между тюрбаном и колпаком.
Чарли тоже носил такой… Не в те часы, когда работал на ферме, конечно. Когда имеешь дело с драконами, все должно быть огнестойким или под чарами – обыкновенная одежда изнашивается слишком быстро.
Как вы поживаете, сеньор Руфалдо? – спросила Эухения.
Он выглядел явно лучше, чем когда они виделись месяца два назад. Он тогда приходил спрашивать, нет ли каких-нибудь шансов возродить ферму.
Я пришел сказать, что мы отправляемся в Румынию, сеньорита Эухения, - вздохнул он. – Не хочется отрываться от корней, но с драконами такое дело – если уж ты начал с ними работать, то привязываешься на всю жизнь. Чарли, друг нашего Чарли, предложил нам очень хорошие условия. Да и Аделаида беременна у меня вот уже второй месяц как. Ей пойдет на пользу переменить обстановку.
Руфалдо?! Аделаида беременна? – всплеснула руками Эухения.
Он кивнул.
Это было невозможно, немыслимо. Аделаида еще при родах Чарли болела так сильно, что едва выжила, и поскольку лечил ее сам барон, все знали, что у нее никогда больше не будет детей.
Вот думали, что все уже, а оказывается, бог не оставляет. И вам дай бог всего хорошего, сеньорита Эухения, дай бог.
Руфалдо ушел в замок, а Эухения отправилась к русалкам, размышляя, мог ли Руфалдо ошибиться. Впрочем, кроме отца, он из врачей никому не доверял. Должно быть, из-за этой истории с Гжегожем ей просто забыли сказать. А может, даже и сказали, только она была слишком занята собой.
Парапет был мокрый. Эухения представила, сколько телодвижения нужно сделать, чтобы высушить его и статуи, и наколдовала стул. Но он выглядел так сомнительно, что она даже пробовать не стала садиться – развеяла.