Выбрать главу

Друг мой, мы неоднократно обсуждали с тобой вероятность возвращения Волдеморта. Увы, вчера я получил подтверждение нашим догадкам. По всей видимости, Волдеморту, если и не удалось обрести секрет вечной жизни, то удалось найти способ возрождения после смерти. Все это время он существовал вне тела, однако уже близок тот день, когда он обретет его вновь. И вероятно, сила его будет куда больше той, которой он обладал ранее. Полагаю, что мне нет нужды спрашивать тебя, присоединишься ли ты ко мне в моем намерении продолжить борьбу с ним. Ты не раз заверяла меня, что не откажешься от своего обещания, последний раз не далее, как в сентябре этого года, и я не обижу тебя своим недоверием. Однако я буду благодарен тебе, если ты потихоньку начнешь обсуждать это с остальными. Мы оба понимаем, что всей семье Вильярдо придется занять свою позицию, и чем скорее она будет определена, тем лучше.

Береги себя и не выходи надолго в сырую погоду.

Обнимаю тебя, мой друг.

Любящий тебя Грегори

5 декабря 1993 года».

С расширившимися глазами Полина Инесса перечитала письмо еще раз.

Что значит «семье Вильярдо придется занять свою позицию»? – спросила она.

Мария Инесса набросила на себя согревающие чары.

По определенным обстоятельствам мы никогда не обсуждали в семье тем, связанных с Пожирателями. Однако все вы знаете, что в войну с предыдущим темным лордом – Гриндевальдом - и Вильярдо, и Толедо работали в магическом сопротивлении. Сейчас, кроме славы нашей семьи, которая, надеюсь, имеет в этой жизни не последнее значение, - Мария Инесса гордо вскинула голову, - есть два факта непосредственной угрозы. Марта Вильярдо – не просто человек, который пытается убить твою сестру. Она - дочь человека, который хотел присоединиться к Волдеморту, и был убит во время зачисток в восьмидесятых годах. Она не раз высказывалась в духе, что обязательно присоединилась бы к нему. Отец Инес, Риккардо Антонио, едва не присоединился к Пожирателям, они были частыми гостями у него в доме. Ее дед, князь Антонио Микеле Раванилья был сподвижником Гриндевальда. После его поражения и заточения в Нурменгарде он вернулся на Сицилию и возглавил мафиозную группировку. После его смерти у группировки сменилось несколько боссов, однако, по последним данным, теперь ее возглавила Инес. У нас с Грегори нет сомнений, что она захочет стать как минимум союзницей Волдеморта. Я уже не говорю о том, что с нее станется попросить жизнь твоей сестры в награду.

Мария Инесса вернула пергамент обратно в ящик и захлопнула его с резким звуком.

Полина Инесса вздрогнула:

Ты говорила уже с кем-нибудь?

С Пиппе, с Хуаном Антонио, с Риккардо и Лидией, с их сыном Пабло и его женой Анаис, с доньей Мирой, с моим троюродным братом Морисом и его женой Элейн*.

И?

Они все подтвердили вассальную клятву.

Я поговорю с Бернардо и его отцом, - сказала Полина Инесса. – Его отец, конечно, всего лишь архитектор, но в молодости он учился боевой магии.

Следует ли это понимать, что ты?..

Полина Инесса со вздохом сползла с кресла, размяла руки и ноги, обошла вокруг стола и впервые в жизни обняла баронессу.

Да, мама, - сказала она. – Я тоже.

*Отсылка к разговору из главы "Пиппе".

**Реальная династия герцогов Толедских прервалась в начале 19 века. Сейчас титулы этой семьи носит герцогиня Каэтана Альба, которая не является прямым потомком рода.

В волшебном мире династия была продолжена сыном одного из герцогов Толедских, который был объявлен умершим в раннем возрасте, а на самом деле под чужим именем воспитывался в монастыре. Умершим его объявили, поскольку мальчик из семьи сильных волшебников не проявлял ровно никаких волшебных способностей. Однако его родители, которые во избежание позора предпочли отослать сына-сквиба с глаз долой, ошиблись: это был один из редких случаев, когда магия проявилась в позднем возрасте.

***Португальские родственники Вильярдо, на семейном дереве - на ветке матери Марии Инессы, в дальнейшем будут иногда встречаться

**** Английские родственники Вильярдо, племянница которых учится в Хогвартсе и читает книжки на испанском

========== Глава 38 Друг. ==========

POV Северуса, ночь на 29 января 1994 года

Странная штука память. Иногда годами стараешься забыть, выталкиваешь что-то с периферии сознания, но оно пробивается сквозь всю твою оборону и прорастает, жжет, выламывает душу. Впрочем, некоторые вещи я просто не имею права забывать. Например, то, что обида на то, что Лили дала мой учебник Поттеру, и он оттуда вычитал мое собственное заклинание, которым меня и подвесил, стоила мне нашей дружбы… Или то, что мое желание угодить повелителю веселой шуткой стоило Лили жизни…

Чем ближе ее день рожденья – 30 января, тем больше вспоминается горького из той, другой жизни, в которую не вернуться уже никогда, не перепрожить ошибок. Если бы была хоть малейшая надежда противостоять силе Лорда… А так – даже если воспользовался бы хроноворотом, на сколько это задержало бы его? На день, на два?

Память. Самое важное, помимо уже намеченного, сейчас понять, что происходит с Альбусом, найти заклинания, вызвавшие изменения его памяти и контрзаклинания к ним. И, если получится, способ сделать его устойчивым к этого вида изменениям.

Ага, тяжело хмыкаю я. Сделать устойчивым насильно. Мой мозг словно бы отказывается все время помнить, что Альбус сам этого захотел, что он сам заставляет работать этот проклятый контракт. У меня в голове словно два разных Альбуса: этот, непонятный, незнакомый, чужой, и тот, в шею которого я утыкался носом ночами, втягивая ноздрями любимый пряный запах. И этот и тот не совмещаются никак, более того, я знаю, что в ближайшее время они еще больше разойдутся, и, может быть, останется только тот, который сейчас. И все мои одиннадцать лет превратятся в сожаление об одиннадцати годах, как это уже было с годами дружбы с Малфоем. Но я слишком много обязательств взял на себя перед Лили, моя жизнь принадлежит в большей степени ей, ее сыну, чем Альбусу. Дамблдору, говорю я себе. Незнакомому мне величайшему волшебнику мира Дамблдору.

Доварив очередную порцию зелий для Джейн и для аптеки, я сажусь в кресло у камина и читаю трехтомник Адамса. Вряд ли я буду сегодня спать. Пузырьки бодрящего выставлены вдоль стены прямо на полу: на камине для них слишком жарко.

Кладу ноги на скамеечку, с отвращением вспоминая зельеваров-американцев, которые задирают ноги на стол прямо в ботинках. Вот уж точно, где никакого понятия о манерах! Впрочем, на конференции по зельеварению я уже давно не езжу.

Книга Адамса – самая современная и самая полная по нарушениям памяти. К трем утра мне удается выудить из нее несколько ценных для меня вещей. Первая из них - то, что автору за 70 лет его исследований дважды встречались вмешательства в память, когда человек видел некоторые эпизоды не так, как его родственники, и определить причину вмешательства так и не представилось возможным. Однако в одном из случаев через некоторое время человек сам вспомнил настоящие эпизоды. Это говорило о том, что такое вмешательство не уничтожало настоящие воспоминания, а лишь действительно заменяло их. И вторая - то, что автор имел дело со случаем, когда пациент знал, что его память была стерта с помощью заклинания Мемория Абдиката*. Это заклинание работает лишь при добровольном согласии стереть память, но уничтожает воспоминания, по-видимому, навсегда. Само заклинание, по мнению автора, не смотря на то, что согласие было добровольным, относилось к темной магии.

Добровольное согласие на уничтожение памяти. Не на Обливиэйт, который может снять более сильный волшебник… При этих строчках я положил книгу на колени и долго смотрел в огонь… Кажется, в воскресенье вечером я опять не вернусь к исследованиям. У меня есть занятие вместо этого: навестить бывшего декана.

При воспоминании о Слагхорне, толстом лысом декане Слизерина с потными ладонями и масляными глазками, меня передергивает. Последний раз я встречал его на конференции в 83-м году – он-то всегда там одна из центральных фигур! – когда он обхаживал какую-то расцветающую знаменитость. Будущая знаменитость льстиво улыбалась и смотрела ему в рот. Стоп! Я напоминаю себе, что на войне вопросу о личных предпочтениях не место. Слагхорн – это Слагхорн. В конце концов, мне нужно быть благодарным ему за то, что он был таким отвратительным деканом – потому что на его фоне мне было гораздо легче завоевать авторитет у слизеринцев, чем если бы до меня был кто-нибудь типа МакГонагалл. Потому что, кажется, хуже декана, чем Слагхорн, быть не может. А в воскресенье я всего лишь сделаю то, что должен был сделать очень давно. И даже немного жаль, что после моего визита он обо всем забудет.