Снейп! Не гневил бы ты судьбу! – сказал Ричард. – Дело твое, может быть, и закрыли, но я слышал, что Рэнделл в баре похвастался, что у него все равно есть кое-что на тебя, что ждет своего часа.
Я кивнул и все-таки приложился к своему стакану виски. Разговоров о Рэнделле на трезвую голову лучше не вести.
Ты сам понимаешь, что сейчас сказал. Мне тем более нужно мое досье.
Я могу попробовать достать тебе материалы Рэнделла, если они вообще есть в письменном виде. Но ничего не обещаю.
А тот человек, который запер тебя в секции секретных документов класса А?
Даже не спрашивай, что произошло с этим человеком!
Свои или?..
Ну, аврорат, говорят, еще до такого не дошел. Есть подозрение, что он отказал Малфою, которому на этом месте очень нужен был свой человек.
Значит, Малфой видел мое досье?
Ставлю весь мой заработок от следующей сделки на то, что да. Рано ты его списал из друзей…
Я перевел взгляд на свои руки, лежащие поверх стола, на подрагивающие тонкие пальцы. На миг я вдруг почувствовал себя беззащитным безнадежным идиотом. Нас всего двое, и кто мы? Один сильный маг сомнительной репутации, который успел наследить и на светлой и на темной сторонах, и Посредник, которые, как известно, никогда не доживают до преклонных лет. Против того, кто использует силу величайшего волшебника всех времен, против всей темной стороны и, возможно, вскоре и против Темного Лорда. Хотя против него-то мы даже выступить можем не успеть. Когда он вернется, я отправлюсь к нему, и, надо смотреть в глаза реальности, возможно, он убьет меня в первые же секунды, и это будет очень милосердная смерть по сравнению с тем, что он может со мной сотворить. Надо будет запастись Феликс Фелицис. Жаль, что срок хранения у него небольшой. И часто его пить нельзя. Стоп! Конечно же! Зелье…
Ричард наполнил мой бокал.
Я объяснил ему мою идею. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Потом медленно кивнул.
Потом мне в голову пришла еще одна идея.
Как ты удерживаешь своих людей вокруг себя? - спросил я.
Вассальная клятва четырнадцатого века.
Убивает?
При предательстве. Если человек уходит от меня – стирает память.
Как много людей от тебя ушло? И как много раз тебя предавали?
Ни одного в обоих случаях. В моей команде нет дураков.
Как человек может уйти?
Как только заявит мне об этом. При проведении соответствующего открепляющего ритуала, конечно.
Я посмотрел на него внимательно. Ричард побледнел.
Там, куда я иду, нет ни денег, ни славы, - сказал я холодно. – И веселых приключений тоже не будет. Ты признал за собой долг жизни, вот твоя возможность его вернуть. – В этот момент я очень напомнил себе Дамблдора, но заставил свой внутренний голос заткнуться, а себя - посмотреть бледному как смерть Брэндону в глаза. – У тебя есть время, чтобы это обдумать.
Во имя чего ты делаешь это?
Во имя моего долга жизни, и это все, что тебе следует знать.
А ты изменился, - сказал он задумчиво. Краска медленно возвращалась на его щеки. Пальцы потянулись к серьге, но остановились на полпути и вернулись к бокалу.
Просто ты плохо меня знал.
Снейп, я прихожу к выводу, что я тебя вообще не знал.
А ты слишком пылок для слизеринца. Жалеешь?
Он помотал головой и глотнул виски:
– Долги надо отдавать.
Кажется, на этом месте я убил нашу дружбу, если отношения между нами когда-либо были таковой. Еще несколько мгновений я думал, не переиграть ли все это и не рассказать ли ему хоть наполовину о том, что в действительности происходит. Потом решил, что хватит с него и той ответственности, которую я возложу на него в случае, если он согласится идти со мной.
Что ты признаешь за возвращение долга жизни и окончание моего служения тебе? – он уже выбрал, после сегодняшних признаний я и не сомневался в том, что он это сделает. Ни слабаком, ни трусом Ричард никогда не был. На секунду я почувствовал себя полной сволочью, но мысль о людях, которые стояли за моей спиной – одного я почитал, второго с той же искренностью ненавидел – заставила мой внутренний голос заткнуться и на этот раз.
Труп моего врага у моих ног будет достаточным критерием.
Он кивнул, и между нами, в коконе, который не впускал звуки из внешнего мира, равно как и не выпускал их обратно, пала оглушающая тишина. Не помню, когда молчание между нами было столь отвратительным. Я откинулся на стуле, невольно вспоминая, как сидел здесь в тот день, когда на месте Ричарда был Эрнесто. Интересно, чем он так мучился тогда? Моя совесть, видимо, догонит меня к завтрашнему дню, к дню рождения Лили. Однако и напиться я себе в этот раз не позволю. Слишком много дел для того, чтобы предаваться бесполезному чувству вины. Внезапно меня накрыло другим, совершенно неожиданным воспоминанием.
…Конец учебного года второго курса Поттера. Наш Золотой мальчик только что вернулся из Тайной комнаты со спасенной мисс Уизли, и по этому поводу директор присвоил Гриффиндору 400 самых честных баллов и закатил пирушку. То, что Слизерин не будет победителем школьного соревнования при Поттере, я усвоил еще в первый год учебы Мальчика-Который-Выжил-Чтобы-Бесконечно-Трахать-Мне-Мозг. Альбус и раньше выращивал героев, потакая своему факультету, а Поттер… Бессмысленно было даже требовать ответа на вопрос «За что?» Все было очевидно: моих детей приносили в жертву глобальным планам по уничтожению Темного Лорда. Судьба целого поколения слизеринцев при этом в расчет никак не могла приниматься. И мне оставалось только стиснуть зубы и смириться, как я сделал когда-то на своем пятом курсе, после того, как Дамблдор исключительно вежливо попросил меня молчать об инциденте с Визжащей Хижиной.
Но в те минуты, когда я сижу за пиршественным столом в Большом зале, меня едва ли волнуют баллы. От страха и ярости меня трясет, и я прилагаю неимоверные усилия, чтобы приборы не прыгали в моих руках. О том, что произошло в Тайной комнате, мне рассказала сообщившая о пире Минерва, и одной порции успокоительного после этого явно недостаточно. Едва Дамблдор покидает зал, я отправляюсь вслед за ним. Однако по дороге мне приходится разнимать разбушевавшихся львят и змеенышей, и он намного опережает меня. Когда я врываюсь в директорский кабинет, Альбус сидит за столом, сгорбившись и обхватив голову руками. Его глаза сухи, но плечи трясутся, и от шока я застываю на полпути. А он, переведя взгляд на меня, но словно с трудом осознавая мое присутствие, вдруг начинает говорить. Перебивая сам себя, торопливо, захлебываясь, неправильно строя фразы, рассказывает, что на самом деле случилось с Поттером в Тайной Комнате, про Фоукса, который на этот раз никак не хотел подчиняться и чуть было не вытеснил его из сознания в самый последний момент, про Люциуса с его долбаным дневником… К тому моменту, когда он заканчивает, я уже давно стою напротив него, опираясь ладонью о стол. Мне хочется что-то сказать, выругаться, накричать на него, в конце концов, заорать, что он обещал ничего не делать без меня, что если бы эта чертова птица отказалась бы разделить с ним сознание на этот раз... Но, натыкаясь на его невидящий взгляд, я не нахожу слов и теряюсь еще больше, когда вижу перед собой всплывающие картинки.
Когда до меня доходит смысл того, что просит от меня Альбус, меня бросает в жар. И я только надеюсь, что понял его правильно, потому что если иначе – мне не жить. И словно кто-то толкает меня, я делаю это. Стаскиваю его на пол, задираю его робу, обнажая белую и ужасно беззащитную спину, несколькими рывками расстегиваю брюки и его, и свои, и, прижимая к себе его тощие ягодицы, овладеваю им с первой попытки, яростно, грубо, вкладывая в свои действия не только безумное желание, но и весь гнев на Дамблдоровские игры, и весь страх за Поттера, который в результате этих игр сегодня едва не погиб. Кончив, мы оба лежим на ковре, дыша так, как будто только что удирали от дементоров. И в мыслях у меня только один вопрос – что он сейчас сделает, просто вышвырнет меня отсюда и из своей жизни или… Горячая рука находит мою ладонь и тихонько сжимает ее: «Спасибо, Северус, то, что нужно, - говорит Альбус. – Останешься сегодня у меня?»…