— Тебе чего, Тихон? — глухо осведомился он. По привычке, а также в силу упрямства он называл дворника Тихоном.
— Тут такое дело, Петрович, — взревел дворник и ошеломленно замолчал, когда из–за спины Мертвецкого показалась необъяснимо огромная, сомовья голова его сына.
— Будет тебе, дед, гнилое болото после смерти… — туманно изрек младенец и спрятался за спиной отца.
Дворник помолчал немного, откашлялся и продолжил:
— Кошка наша, Мурка… Милости просим, просим! — и замахал руками приглашающе.
— Да ты что, Тихон, совсем сбрендил от водки? — строго спросил Мертвецкий.
Ему было не по себе от смрада, что исходил от дворника.
— Окот у нас, Петрович, окот! — заорал дворник, и толпа соседей за его спиной зашелестела хором: «Окот! Окот!»
— Ты, Петрович, человек опытный в делах животного мира, — продолжил дворник, — а потому, изволь спуститься с нами в подвал и подсобить.
— Помилуй, Тихон! Я же и не врач вовсе!
— Анатолий Петрович, — выступила вперед соседка со второго этажа, — у нас есть основания полагать, что вы с этим делом справитесь компетентно и профессионально. Пойдемте с нами, дорогой Анатолий Петрович. — За ее спиной вор–рецидивист оскалился в жуткой улыбке.
Внезапно Мертвецкий решил пойти. В глубине души он надеялся, что котята все выйдут мертвыми и, возможно, усохшими, а один, самый последний, полуживым. В мгновение ока Мертвецкий представил себе, как он тихонько задушит котенка, глядя ему в глаза, и, быть может, узрит частичку великого Ничто.
— Я только пальто накину, Тихон, — невесть отчего фальцетом брякнул он.
— Не надо пальто, Петрович, — запричитал дворник, испуганный тем, что Мертвецкий, скорее всего, обманет его и захлопнет дверь перед самым носом, — Мы тут близенько, да и вечер теплый…
— Сонце нызэ–э–энько, вэчир блызэ–э–энько! — запел–запричитал сосед–рецидивист, по–собачьи подвывая.
«А, была не была! — подумалось Анатолию Петровичу. — Черт с ним, с пальто!»
— Пойдем, Тихон, посмотрим на кошку твою, — махнул он рукой.
Толпа за спиною дворника одобрительно загудела. Кто–то в задних рядах поднял повыше маленького ребенка, то ли чтобы малыш увидел Анатолия Петровича, то ли чтобы Анатолий Петрович увидел младенца. В мутном гадостном свете одинокой лампы Мертвецкому отчетливо привиделось, что у ребенка нет головы.
— Пойдем, Петрович, пойдем, — засеменил дворник. Мертвецкий решительно побрел за ним. Толпа расступилась, пропуская их, и бесшумно двинулась следом.
Спустившись на первый этаж, дворник засуетился, закряхтел и, зашедши за угол, принялся деловито отпирать замки и отодвигать запоры на двери подвала. Замков было три, а запоров два. Были они ржавые и выглядели так, будто их не открывали вот уж лет сто.
Наконец замки были сняты. Дворник толкнул дверь плечом, навалился на нее всем телом. Дверь со скрипом поддалась. Мертвецкого обдало теплым застоявшимся воздухом. Перед ним были ступени, что уходили во тьму подвала. В нерешительности остановился он, но лукавый дворник уже шагнул на первую ступеньку и теперь, обернувшись к Анатолию Петровичу, делал умильные жесты руками.
— Пойдем, пойдем к Мурке! — весело пищал он.
Толпа позади напирала. Мертвецкому не оставалось ничего иного, как шагнуть на лестницу. А дворник уж скрылся во тьме и, судя по звукам, спускался быстро, неистово. Мертвецкий на ощупь спускался следом. Темень поглотила его. Вскоре он потерял счет ступеням и только удивленно вопрошал себя, откуда же в их девятиэтажке такой глубокий подвал. То и дело он оглядывался, но дверной проем уж потерялся во мраке. За спиною Мертвецкий угадывал движение множества фигур. Поначалу ему думалось, что это соседи, но через некоторое время он преисполнился уверенности, что за ним следуют нечеловеческие существа. Что отчего–то успокоило его.
— Не робей, Петрович! — донесся издалека голос дворника, — сейчас ужо будеть низ.
Мертвецкий лишь хмыкнул, автоматически отметив про себя, что речь дворника стала архаичной и несколько невнятной. В это мгновение он достиг нижней ступеньки. Тотчас же стало светло. От неожиданности Мертвецкий зажмурился и некоторое время продолжал двигаться вперед, закрыв глаза. Телом он чувствовал, что толпа, следовавшая за ним, теперь огибает его, растекаясь по подвальному помещению.
Наконец, Мертвецкий решился и приоткрыл глаза. Он находился в огромной пещере, своды которой терялись во тьме. Вокруг в живописных позах замерли соседи. Кто стоял на одной ноге, кто присел, раздувая щеки. Словно почувствовав, что Мертвецкий смотрит на них, соседи принялись двигаться на месте, поворачиваясь вокруг оси, выписывая причудливые спирали, но при этом не нарушая невидимых границ. Таким образом, хотя внешне их передвижения казались хаотичными, они не задевали друг друга и, скорее, выполняли некий ритуальный танец, нежели бесцельно слонялись. Прямо перед глазами Мертвецкого на огромном каменном постаменте возлежала пестрая кошка величиной с двухэтажный дом. Глаза у кошки были широко открыты и устремлены на Мертвецкого. Они источали физически ощутимую тьму. Вперив каменный взгляд в Анатолия Петровича, кошка раскатисто мяукнула. Тотчас же соседи, задействованные в сложном танце, упали на колени и принялись бить поклоны. На ногах остались Мертвецкий, дворник Кудрявый и старый азербайджанец–рецидивист. Последний старался держаться по правую руку дворника, то и дело хватал его за локоть и настойчиво шептал в ухо. Дворник кивал монотонно, не сводя глаз с кошки, но и не выпуская из вида Анатолия Петровича.