Сильная рука ухватила его за шкирку и встряхнула, как щенка.
— Внимательней надо быть, — пробурчал портье, идущий сзади. — Здесь и не такие куклы ломаются.
Он гортанно взлаял, но голос его тотчас же утонул в вязкой тишине туннеля.
Через некоторое время Столин, приноровившись к монотонной ходьбе, свесил голову на грудь и даже немного успокоился. Видимо, его сознание перешло некий Рубикон ужаса, за которым лежит долина смирения и равнодушия. Ощущая вкус запекшейся крови во рту, он думал, что неплохо было бы попить и что он, возможно, до конца жизни будет шепелявить немного, и что автобус уже ушел. Он не задумывался ни о том, что ждет его в конце туннеля, ни о том, что за субстанция покрывает пол — все это более не интересовало его. Так, должно быть, чувствует себя осужденный на смерть, услышав шаги расстрельной команды, так покорно бредут по коридору скотобойни быки. Сумрак перед его глазами расступился и явил покрытую волдырями стену, по центру которой находилась обыкновенная узкая дверь красного цвета. На двери висела табличка: «Администрация». Механически Столин протянул руку, но услышав тихое рычание за спиной, замер.
— Стучать надо, — просипел портье. — Чай, у себя в мегаполисах стучите?
— Я не… — начал было Владимир Ефимович, но тяжелая волна равнодушия снова накрыла его, и он запнулся. Поднял левую руку, автоматически отметив неестественный, как от ожога, оттенок кожи, и постучал.
— Войдите! — раздался высокий женский голос из–за двери.
Он повернул ручку и …
… Начал кричать почти сразу, ослепленный мгновенным осознанием существования таких форм страха, перед которыми бессилен любой барьер равнодушия, воздвигаемый человеческим мозгом. Такого ужаса, рядом с которым сама смерть кажется лишь послеобеденной прогулкой в парке, смертельная болезнь — не более чем легкой простудой, утрата близких — шуткой телевизионного комика.
Он орал, ощущая, как набухли вены у него на шее, как приливает кровь к голове, и надеялся, искренне надеялся на то, что с ним случится удар и он умрет на месте и провалится в вечную тьму, и не воскреснет никогда, и не вспомнит ту мерзость, что улыбалась ему.
Он пытался закрыть глаза, но не смог, парализованный зрелищем, пытался выцарапать их, но осознал, что его руки более не повинуются ему. Крик, рвущийся из легких, угасал, поглощаемый густым мраком, и вот он — дрожащий и окровавленный, стоит, широко раскрыв рот, и внемлет.
— Ты… пилигрим при дворе Хаоса, — прошелестел монстр.
В неровном гнилом свете, источаемом мириадами извивающихся белых грибов, черные, блестящие стены пещеры, казалось, уходили в бесконечность. Гигантские колонны, поддерживающие невидимый потолок, были испещрены пульсирующими венами.
Гноистая, жирная почва вспучивалась и опадала в такт биению сердца гиганта. Повсюду: по стенам, по колоннам, по земле — неистово сновали существа; некоторые из которых были антропоморфны; иные, бледные, безглазые, с мощными челюстями, о шести и более ногах, лишь отдаленно напоминали людей. Они ползали, ведомые неизъяснимой логикой, сновали, натыкаясь друг на друга, огрызались, переползали через тела своих товарищей, падали и пропадали под ногами других существ. В двух шагах от Столина пожилой мужчина в спецовке, припадая на четвереньки, тащил в зубах огромный кусок металлической рельсы. Чуть поодаль женщина в цветастой юбке, ухватив руками холодильник с отсутствующей дверцей, подпрыгнула и легко взлетела, расправив за спиной прозрачные крылья. Слева, по колонне, спускалась омерзительная многоножка чудовищных размеров — каждый сегмент ее тела состоял из обезглавленного человеческого тела, в пасти вместо зубов торчали головы — они синхронно открывали рты и исторгали из себя пронзительный полуписк–полурев.
Жилистое белесое тело гигантского существа в центре зала напоминало огромных размеров мешок. Под бледной кожей сетью разбегались сосуды и вены. Туловище, надутое, как живот умирающего от холеры, было размером с пятиэтажный дом. На поверхности тела то и дело вспучивались и лопались гнойники, орошая живот существа слоем сероватой слизи. По бокам омерзительного мешка свешивались многочисленные конечности различных размеров и форм — некоторые из них напоминали щупальца, тогда как другие более походили на руки или клешни краба. Конечности существа находились в постоянном движении. Вокруг твари суетились похожие на гигантских муравьев создания. Высунув языки, они старательно слизывали субстанцию с тела существа и, будто получив приказ, уносились прочь. Некоторые в неистовом возбуждении вгрызались в плоть монстра. Тогда тварь медленно поднимала клешнеподобную конечность и размазывала их по себе. Существо было словно вмуровано в зал. Многочисленные черные жгуты и трубочки, исходящие из его тела, сплавились с поверхностью стен и пола. Монстр был недвижим. В верхней части туловища твари, над россыпью толстых щупалец, извивался подвижный гибкий отросток длиною не менее пятидесяти метров. Он расширялся в конце, оканчиваясь ЖЕНСКИМ ТЕЛОМ, облаченным в бесформенный халат.