— Так, подожди, — попросил Скрипач. — Как это — шкаф под мусором?..
— Ну вот так, — развела руками Берта. — Шкаф уронили, видимо, когда отодвигали, а потом разрушили стену, возле которой он стоял.
— Какую стену?
— Между моей комнатой и вашей.
— Мама дорогая… это сколько же там мусора?! — дошло до Скрипача.
— Много, — исчерпывающе ответила Берта. — Мы с Джесс и ребятами выносим каждый раз пакетов по десять. И сумели расчистить только прихожую, ванную, и часть кухни.
— Ну и ну, — покачал головой Скрипач. — Серьезно?
Он расстроился, Берта это тут же заметила.
— Родной, главное, что мы все живы, — успокаивающе сказала она. — Я на самом деле расплакалась, когда в первый раз это увидела… а потом подумала: ерунда, это же просто вещи. Ну да, нас пытались брать измором, нам разнесли квартиру, нас покалечили. Но мы-то живы! Понимаешь?
Скрипач кивнул.
— Чудом живы, — согласился он. — И не все.
— Все, все, — заверила Берта. — Даже у Ри, и то появились хорошие шансы, как врачи говорят.
Скрипач промолчал.
Может быть, Джессике и говорили про «хорошие шансы», но рыжий знал — пока что там, в Бурденко, не делается ничего, кроме общей терапии. И не может делаться, потому что на Терру-ноль никто и никогда не пропустит специалистов по нейропротезированию. И даже отметка ST в деле этому не поможет.
По крайней мере, пока…
— С ногой и рукой что-то решили? — с тревогой спросила Берта.
— Ничего пока что, — мрачно ответил Скрипач. — Да и рано еще решать. Когда станет лучше, будут думать.
Берта кивнула.
— А хорошие новости есть? — спросила она.
— Кое-что есть, — Скрипач потер переносицу. — Левое легкое восстановили полностью, с завтрашнего дня будем миокард готовить к восстановлению…
— А почему только сейчас? — огорчилась Берта.
— А потому что всего два блока регенерации разрешили привезти, твари, — Скрипач поморщился. — Но, собственно, он и так еле справляется, поэтому пока что хватит двух. Бертик от Томанова что-то слышно?
— Ох… Рыжий, может, сядем? У тебя сколько времени есть?
Скрипач задумался.
— Минут двадцать. А что?
— Да, собственно, то, что ты срочно нужен в городе, — Берта прикусила губу. — Очень нужен. Сейчас отдел, в котором…
— Всё-таки ИВК? — уточнил Скрипач.
— Бывший ИВК, да. Точнее, то подразделение, которое Томанов сделал под вас. Или под нас. Неважно. В общем, нужны считки. Для анализа.
Скрипач посмотрел на неё так, что Берта невольно стушевалась.
— Маленькая. А теперь подробно и по пунктам, — приказал Скрипач. Сел на пол по-турецки, похлопал по полу рядом с собой ладонью — тоже, мол, садись. — Что за подразделение, зачем считки, и что там вообще затеяли. Ты же знаешь, что после тюрьмы я сразу попал сюда, как только выпустили… и кроме того, что нас выпустили и оправдали, не знаю вообще ничего.
— Ладно, сейчас расскажу, что знаю, — Берта тоже села на пол, положила потасканную сумку рядом с собой. — Потому что всего я не знаю тоже.
— А кто знает?
— Видимо, Томанов. Но нам с Джесс сейчас не до Томанова, как ты понимаешь.
Берту и Джессику выпустили второй очередью, после Скрипача, Фэба, и Кира. Как поняла Берта, их троих без лишних предисловий отправили в тюремную больницу практически сразу…
— Нас не отправили, мы сами отправились, — уточнил Скрипач. — Как только поняли, что Ит тоже здесь.
Ну да, видимо, так. Принял, что называется «с рук на руки» обеих женщин Томанов, и, разумеется, они стали выяснять, что случилось с мужьями. Томанов объяснил, что смог помочь только Ри, сумев доказать значимость этого человека, да и то помощь получилась минимальной: перевел из тюремной больницы в госпиталь Бурденко, навещал, пытался организовать какой-никакой уход. Что дело совершенно безнадежное, ему дали понять сразу. Но, тем не менее, Ри, к моменту окончания бесчисленных судов и разборок, оказался всё-таки в лучшем состоянии, чем Ит. Потому что за ним был пусть и не самый хороший, но присмотр. Потому что не запустили до такой степени. Потому что хотя бы кормили, кололи антибиотики, следили. Внутрибольничная пневмония и еще кое-что по мелочи не в счет — к моменту появления в Бурденко первой команды врачей Санкт-Рены Ри, в отличие от Ита, был не при смерти, просто «тяжелый». Хотя бы.