Тем не менее он двинулся дальше. Возвращаться нельзя. Если Путь ведет в пасть бури, быть посему.
Пробираясь сквозь ежевичные заросли, он краем глаза заметил мелькнувшую впереди тень. Застыл на месте, не поворачивая головы. Напряг все чувства. И разглядел наконец у самой земли горящие глаза.
Волчонок. Один.
А где второй?
И тут с небес внезапно полетели крупные хлопья. Густо, со всех сторон. Только что ни одной снежинки, и вот уже сплошная завеса кругом. Как будто кристаллизовался сам туман и начал осыпаться снегом.
Невероятно холодным.
Снежинки, касаясь лица, ресниц, не таяли, а примерзали.
Брант шелохнуться не успел, как чуть ли не из-под ног у него выскочил заяц и поскакал налево.
Из тумана впереди вырвался олень, помчался туда же, низко пригнув голову к земле.
За спиной какой-то крупный зверь отчаянно ломился сквозь кустарники. Пробиваясь в ту же сторону.
На юг.
Потом мимо Бранта пронеслись еще зайцы. Просеменили, толкая друг друга, два жирных барсука, выгнанные неведомой силой из логова. Скрип снега вдали и треск ветвей говорили, что там бегут и другие звери.
Брант, повинуясь общему зову, тоже наконец пошевелился.
Что он упустил?
Снег повалил гуще, обжигая холодными прикосновениями. Неестественно холодными. Брант, может, и не заметил бы этого, если бы не были напряжены все чувства. Он натянул капюшон, чтобы защитить лицо. И двинулся вперед ровным, но быстрым шагом. Куда устремились в таком отчаянном испуге лесные жители, мальчик не знал. Но понимал, что пренебрегать указанием леса не следует.
Сердце вдруг заколотилось, и он прибавил скорости.
С обеих сторон его обогнали олени. Слева кто-то грозно зарычал. Медведь-травоед. Зарычал не на мальчика — предупреждая всех, чтобы не вставали на пути.
Теперь побежал и Брант. Сапоги пробивали наст, вязли в опавшей листве под снегом. Но холод подгонял, просачиваясь внутрь с каждым вздохом.
Заяц, который скакал зигзагами впереди, вдруг повалился на бок. Подергался в снегу и замер.
Брант, вопреки приказу собственного сердца продолжать бег, остановился возле него. Потрогал рукой в перчатке посиневшее твердое ухо. Ткнул пальцем в тело. Оно тоже оказалось твердым. Насквозь промерзшим.
Немыслимо.
Он снова ринулся вперед.
Снег уже слепил глаза. И все же мальчик видел, как падают на бегу и застывают неподвижно другие звери.
Холод и впрямь был необычным. Их догоняло, таясь под снежным плащом метели, нечто извращенное темной Милостью. Его прикосновение убивало. Бранту казалось даже, что он чует запах порчи. Но возможно, это был всего лишь страх. Одно и то же на самом деле.
И тут он увидел их — по правую руку. Две пары глаз под облетевшим кустом дроздовника. Растерянные, испуганные волчата тесно жались друг к другу.
Нужно было спешить. Грудь уже кололо льдом, дышать становилось больно.
Но он явился сюда, чтобы почтить Путь. И его не могло остановить даже то, что таилось в урагане.
Брант выхватил стрелу из колчана, наложил на тетиву, прицелился в одного из волчат. Вторую стрелу зажал в зубах. Малыши смотрели на него и тряслись. От холода и страха. Цель перед ним. Осталось лишь собраться и выстрелить.
Но пальцы не слушались.
Рукав задрался, и запястье ожгло снегом.
Брант, выругавшись про себя, опустил лук. Выплюнул древко, тяжело вздохнул. Кажется, сейчас он совершит большую глупость. Но лес сегодня видел достаточно смертей.
Он расстегнул верхние крючки куртки, стянул зубами перчатку с руки.
Вокруг вновь стало тихо. Похоже было, что все звери уже убежали.
Брант нащупал в кармане соски волчицы, успевшие слегка оттаять. Сдавил их, выжал немного молока на пальцы. Приблизился к волчатам. Тихонько зарычал и протянул к ним пахнущую молоком матери руку.
Малыши попятились глубже в кусты. Шкурки у них были еще черными, с белыми отметинами на ушах. Полностью белым мех становился лишь у взрослых волков. Детенышам же так легче было прятаться и в логове, и в лесу.
Брант замер, затаил дыхание. Долго ждать на этом холоде невозможно. Если они бросятся бежать, догонять придется стрелами. Путь не требует большего милосердия.
Один волчонок наконец принюхался, зашевелил носом.
— Молодец, — шепнул Брант. — Узнаешь мамочку…
Второй заскулил, испуганно, недоверчиво.
Тот, что принюхивался, пополз вперед, рыча и фыркая. Второй, прижимаясь к нему, двинулся следом. Черная пуговка коснулась пальцев Бранта.
Затем храбрец отпрянул, облизал нос.
— Да, это молоко мамы, — тихонько, с подвыванием прорычал Брант. — Ей можно довериться.