Толкнул стеклянную дверь и шагнул из кондиционированного мертвецкого холода на раскаленную стоянку. Больница отпустила свою жертву до завтра. За порогом озорно шуршали пальмы, беззаботно блистало солнце. Промчался открытый автомобиль с хохочущими парочками, за ним летел шлейф музыки. Здесь люди ничего не знали о страдающих детях и умирающих стариках. Я тоже хотел выкинуть больничный ад из головы.
Чтобы сохранять душевное спокойствие, чтобы не позволить чужим страхам и боли стать моими, я должен забывать о больнице за ее порогом. Женская часть больничного персонала удивлялась, почему я не приударяю за женщинами-коллегами. Только слепой не заметил бы улыбки и взгляды, которые они на меня порой бросали, но я все это игнорировал. Увы, меня не привлекают женщины-врачи и медсестры, я не могу отделаться от ощущения, что от них веет антисептиком и формальдегидом. За дверями госпиталя я предпочитаю превращаться в обычного человека и забывать о сизифовой борьбе медицины со смертью. Мне больше по душе девушки легкомысленные, пышущие здоровьем, веселые и, главное, не ищущие замужества.
Этот принцип я нарушил только единожды. В Гондурасе я приударил за медсестрой. Меня соблазнили не столько прелести Марджери, хотя, им следовало отдать должное, сколько легкомыслие и жизнелюбие Латинской Америки. Мы оба оказались в Гондурасе в составе врачебной миссии. Сидели рядом на старой какамайке, списанной еще из советской авиации. Самолет нес нас из Сан-Педро-Сулы в Ла Сейбу, городок на берегу океана. В Ла Сейбе, перевалочном пункте для нескольких каналов наркотрафика, были красивая гавань и центральная площадь в испанском стиле, отстроенная на деньги Евросоюза, а дальше тянулись трущобы, по которым деловито разъезжали лимузины с хмурыми молодчиками за темными стеклами.
Весь американский медперсонал поселили в гостинице с пышным названием «Гранд Отель Париз». Возможность оценить фигуру медсестры Марджери Пирс представилась в бассейне отеля. Вечером в баре мы вместе распивали местное пиво «Сальва вида». Мэгги заявила, что по-испански это значит «спасательный круг», а я, уже счастливо захмелевший, заявил ей, что мой спасательный круг – это сама Мэгги. Она в самом деле оказалась девицей веселой и общительной. Ее присутствие обещало украсить эту поездку.
Для меня такие врачебные миссии были, наверное, одним из самых важных в жизни. Я ведь выбрал медицину, мечтая стать «врачом без границ», лечить нуждающихся Африки и Латинской Америки. В интернатуре мне довелось побывать с несколькими добровольческими врачебными миссиями в странах третьего мира, и я твердо намеревался сделать эту деятельность основной. А поскольку Гарвард, моя alma mater, готовил нас не только к кромсанию человеческих тел, но прививал своим птенцам научное любопытство, высокие амбиции и ощущение ответственности за все человечество, я воображал, что в свободное от спасения третьего мира время буду заниматься исследованиями и двигать вперед науку.
Но сложилось иначе. Как назло в конце специализации мне предложили работу в престижной и успешной частной практике в Беверли-Хиллз с перспективой партнерства. От такого предложения не отказываются, я тоже не устоял. Хирург не может держать клинику без больницы. Поэтому, чтобы иметь «привилегии», иначе говоря, право оперировать частных больных в хорошем медицинском центре, два дня в неделю я тянул лямку в «Рейгане» при университете Калифорнии. Медицинский центр UCLA имени Рейгана был одним из лучших в мире, так что хоть я и не стал лейб-врачом шаха, профессиональных достижений стыдиться не приходилось.
Но того обстоятельства, что я совершил выбор, руководствуясь материальными соображениями, я стыдился. Свой похожий на корабль дом я впервые увидел на велосипедной прогулке. У дороги торчала табличка «продается», и это гордое, устремленное ввысь строение с первого взгляда меня пленило. Банк охотно дал кредит хирургу с частной практикой, чего не сделал бы для «врача без границ», и я приобрел эту виллу, сам до конца не осознавая, какие возможности дает моя работа. «Тесла» модели Х, электроавтомобиль, угрожающий отправить двигатель внутреннего сгорания в музейные залы – к печатной машинке, зеркальному фотоаппарату и магнитофону, тоже был куплен в кредит. Разумеется, мальчишество, но как удержаться от соблазна почувствовать себя в одном ряду с Сергеем Брином и Илоном Маском. Теперь за все приходилось расплачиваться, а это значит, что жертвам Эболы придется немного подождать.
Гарвард со мной крупно промахнулся, получив всего-навсего еще одного успешного хирурга-плейбоя с частной практикой. Совесть и память о благородном прадеде не давали покоя. Пришлось договориться с совестью, что она простит меня, если в придачу к американцам я буду бесплатно лечить людей в третьем мире.