Мало есть на свете вещей, порча которых могла бы так меня огорчить. Осколки от его сменных линз усеяли пол; шкатулку, в которой они хранились, тоже безжалостно раздавили в щепки.
Снаружи послышалась полицейская сирена, раздался звонок в дверь. Двое полицейских – оба невысокие, полные, среднего возраста, не отличимые друг от друга в своих униформах, несмотря то что один был мужчиной, а вторая женщиной, – проверили мои документы, прошли по дому, сфотографировали разбитое окно на кухне, следы погрома в кабинете, траву в саду, сняли отпечатки пальцев со всех поверхностей, расспросили, в какое время я ушел, когда пришел и что пропало. Их тоже удивило, что телевизор, дорогие часы и прочая электроника остались нетронутыми.
– Если система тревоги не сработала, вероятнее всего, вы просто забыли ее включить.
Я вытащил айфон, взглянул на историю охранного приложения. Выезжая на работу, я обычно включал систему автоматически, а в тех редких случаях, когда забывал, о ней напоминал красный огонек на экране, и тогда я включал ее прямо с телефона. Но приложение показывало, что сегодня дом вообще не был на охране. Неужели я забыл? День в операционной был сумасшедшим, большую часть времени телефон пролежал в моем больничном офисе. Правда, перед уходом домой я проверил звонки и сообщения – никакого предупреждения на экране не было. Ладно, с охранной фирмой разберусь завтра.
– А каковы шансы найти грабителей?
– Шансы есть, – равнодушно сказал полицейский. – В конце концов непременно попадутся, не на этом деле, так на другом. Мы будем расследовать, и как только что-то прояснится, дадим знать.
Этот оптимистичный фатализм меня не утешил. Но стражи порядка, хоть и не могли обеспечить безопасность, зато сохраняли другую общественную ценность – абсолютное спокойствие. Для полиции Лос-Анджелеса взлом – рядовое событие. Это только в моем благополучном Маунт Олимпус этим можно кого-то удивить. Да, понять их можно: пострадавших нет, ничего ценного не украли. Порча статистики, ничего больше.
Я подписал протокол, и полицейские отбыли, посоветовав на прощание не забывать включать систему тревоги. Еще они пообещали этой ночью чаще проезжать мимо моего дома. К этому времени мне самому уже казалось, что ничего особенного не произошло и этот взлом – дело житейское.
Я снова поставил дом на охрану. Налил бокал вина, который успокоил меня значительно больше всех разговоров. С разбитым окном делать было нечего, и я пошел спать. Позади был долгий день в операционной, завтра я собирался встать в пять утра, чтобы побегать перед работой. Для самозащиты оставалось одно – сунуть на всякий случай тесак под подушку.
Утром в залитом солнцем доме, с кружкой кофе и «Хэлло, Долли» Армстронга на полную громкость и вдобавок после отличной пробежки по тропинкам Холливуд Хиллс случившееся показалось сущей ерундой. По-настоящему меня расстраивала только порча прадедовского микроскопа.
Уже в выходной, после угрозы матери приехать и сделать все за меня, я наконец заставил себя разобрать следы разгрома.
Пока раскладывал вещи по местам, снова поневоле задумался о необъяснимом поведении грабителей. Что за причуда – сорвать с вешалок всю одежду? Что они искали по всему дому? Сейф? Среди костюмов было несколько вполне щегольских – коричневый Brioni, серый Luciano Barbera, темно-синий Hugo Boss. Был новый пиджак от Givenchy, несколько кашемировых свитеров. Все это барахло было почти не ношеным, его вполне можно было загнать на eBay. Но привередливые взломщики побрезговали дизайнерским тряпьем, как и часами, электроникой и гаджетами. Впечатление было такое, что в дом влезли не столько чтобы его обокрасть, скорее чтобы обыскать.
Только когда я растолкал по ящикам стола все разбросанные документы и бумаги, стало ясно, что пропало. Не было семейного архива, всегда лежавшего в нижнем ящике. Я пересмотрел оставшиеся бумаги и обнаружил, что пропало все, что имело отношение к Ирану. Точнее, к моему экзотическому прадеду – доктору Александру Воронину.
Тегеран, 1920 год
Душный, недвижный воздух июньской ночи не колебал даже фитильки свечей на обеденном столе. Зато ураган революций и смут крепчал, приближался к столице и грозил унести затхлую династию каджарских шахов в небытие.