Зиберине оставалось только еще раз подивиться женщине, бывшей недолгое время ее учителем и мудрым наставником. Что ни говори, а она умела быть и беспощадной... Не составляло труда представить, какую страшную, пронизывающую, пытающую, выворачивающую на изнанку боль испытывал в минуту перевоплощения мужчина, посмевший обидеть знахарку. Зиберине пришлось провести перерасчеты всех использованных компонентов и найти замену тем, которые давали такой эффект. Ая хотела причинить боль, она же преследовала совсем другую цель. Соседство с древним лесом, который в своих темных глубинах хранил немало тайн, в этот раз пришлось как нельзя кстати.
Лесная порывалась помочь ей, ведь знала каждую пядь этой земли как свои пять пальцев, но Зиберина не могла доверить ей сбор нужных ей трав и кореньев, который только с первого виду казался таким простым. Она привыкла подходить к своему делу с полной ответственностью и самоотдачей. Для того чтобы собранное сырье дало нужный эффект, требовалось соблюдать огромное множество определенных правил, не допускавших небрежности. Многое из того, что было ей необходимо, нужно было собирать лишь в строго определенное время. Поэтому Зиберина несколько раз за ночь спускалась в лес, чтобы собственными руками, затянутыми в тонкие перчатки, пропитанные специально созданным ею раствором, медленно и с особой пристрастностью отбирать идеальные листочки, строго совпадающие по размеру и цвету.
Пару раз она замечала женщину из лесных, которая в последние годы являлась старейшиной рода. Она пристально и недоверчиво следила за ее действиями с почтительного расстояния, но не осмеливалась подойти или хотя бы заговорить. Возможно, она хотела знать, что происходит или же просто боялась за ушедшую и не вернувшуюся назад девушку. В любом случае, посвящать ее в детали своего плана Зиберина не собиралась. Она считала, что старейшина сама допустила самую главную ошибку - отправила одолеваемую сомнениями лесную за ответами к тому, о ком совсем ничего не знала. Зиберина знала, что ее многие считали могущественной колдуньей, но никто и никогда не решался прямо спросить об этом у нее, а сама она не считала нужным отчитываться перед кем бы то ни было.
Приготовления были завершены, и ей оставалось найти последний недостающий, но самый важный и необходимый элемент. Ей пришлось спуститься вниз, чтобы тайно, более пристально и внимательно присмотреться к жителям деревни, не подозревающим о таком повышенном внимании к их жизни с ее стороны. Пару раз охотники приносили из леса раненных товарищей, которым не посчастливилось встретиться с огромными, агрессивными и злобными кабанами, населяющими северные части леса. Эти, легковозбудимые и приходящие в ярость даже от чужого запаха, звери потрепали немало тех храбрецов, что решались выйти на охоту в их угодьях. Первым пострадал молодой, простоватый парень. Ему повезло отделаться легким испугом и парой пустяковых ран, которые с легкостью залечил местный лекарь. Второго принесли окровавленным и сильно искалеченным. Бивни и копыта животного не оставили на крепком теле ни одного живого места. Видимо, бедняге не повезло встретиться сразу с несколькими взрослыми самцами, а они никогда не останавливались до тех пор, пока их жертва не переставала дышать. Зиберина не знала, хватит ли сил у мужчины, врачевавшего и лечившего местных жителей, спасти несчастного охотника.
Но ни один из них не подходил ей. Она начинала испытывать раздражение от необходимости вмешиваться в чужую, теперь уже такую незнакомую и откровенно пугающую своей новизной и в то же время отдаленной узнаваемостью, жизнь, от которой она отказалась так много-много лет назад. Зиберина невольно начинала вспоминать свою первую, прожитую среди людей, недолгую, но такую счастливую и яркую жизнь. Она узнавал далекие отголоски того, что когда-то происходило и с ней. Но эти неясные тени прошлого казались такими тусклыми и холодными, что она не испытывала никакого желания вновь воскрешать их и облекать в плоть. Прошлое тем и было хорошо, что ему не было места ни в настоящем, ни в будущем.
Наконец-то внимание Зиберины привлекла хрупкая девушка, которая много раз до этого попадала в поле ее зрения, но каждый раз словно оставалась на его периферии, не запоминаясь и не выделяясь из толпы. Она была обычной, забитой, подавленной, испуганной и глубоко несчастной. Отчаяние, исходящее от ее сутулой фигурки, было практически ощутимым и видимым. И именно она, как никто другой, подходила для отведенной ей роли. Это был справедливый обмен, ведь взамен отданного Зиберина могла ей дать то, что она так искала. Многовековой опыт подсказывал ей, что развязка близка и вполне предсказуема. И девушка не заставила себя ждать, щедро подарив Зиберине возможность без труда осуществить задуманное.
Оранжевые язычки пламени на многочисленных свечах высоко взметнулось и опало, выхватывая из сумрака высеченный в скале арочный свод, изукрашенный хрусталем и поддерживаемый тонкими, покрытыми искусной резьбой колоннами из черного мрамора. Высокие каменные стены были скрыты полотнами рубиново-алого шелка, расшитого золотой крученой нитью и россыпями драгоценных камней, сияющих и переливающихся радужным огнем. Ее шаги были едва слышны, так осторожно она ступала по черным плитам, на зеркально блестящей поверхности которых словно распускался гигантский огненный цветок. В центре, на небольшом возвышении рядом друг с другом были установлены два больших алтаря из черного мрамора. Зиберина поднялась по пологим ступеням, останавливаясь перед первым, на который была уложена лесная. Она спала спокойным, умиротворяющим сном. Не известно, что могло ей сниться, но по прекрасному лицу то и дело пробегал луч улыбки, видимо, ее сны были светлыми и счастливыми.
Второй алтарь занимала бледная девушка, в холодеющем теле которой жизнь едва тлела уже остывающими угольками. Зиберина осторожно сняла повязку, стягивающую тонкие запястья. Бледная кожа казалась прозрачной, сквозь нее отчетливо проступала неровная сеть светло-синих сосудов и вен, уже полностью восстановленных. Она успела вовремя, чтобы спасти жизнь девушке, залечив рваные, неровные раны, оставленные отточенным до остроты лезвия кинжалом, которые она не дрогнувшей рукой нанесла сама себе. Зиберине без труда удалось найти убежавшую из своего дома девушку, в очередной раз разругавшуюся со своей семьей. Услышанных отрывков криков и ругани нескольких людей ей хватило, чтобы составить отчетливую картину происходящего. Селянка не хотела выходить замуж за того человека, что пророчила ей в мужья многочисленная семья, но у нее не хватало ни смелости, ни мужества, ни сил, чтобы отстоять свое мнение и ответить решительным отказом.
Девушка оказалась именно такой, какой впервые ее увидела Зиберина: робкой, забитой, безответной, дрожащей от малейшего шума, испуганной и загнанной. Она не желала мириться с решениями, принятыми ее родней, но не могла перечить. Тогда она и сбежала ночью из дома в лес, чтобы наедине со своими мыслями и луной свести счеты с жизнью. Возможно, Зиберина и не стала бы ее останавливать, если бы не заметила, как отчаянно несчастная цепляется за жизнь, как мучительно хочет продолжить свой земной путь, но не так, как напророчили ей, а так, как того она желала сама. Резкие взмахи ножа ложились немного вкось, словно она сама не могла решить, что лучше для нее: несчастливая жизнь, ставшая забитым существованием или мучительная смерть, манившая избавлением ото всех трудностей. Зиберина спасла ее, исцелив страшные раны, чтобы сделать так, как хотела девушка. Ведь в последнем своем решении она смогла проявить храбрость и твердость духа. Она хотела жить без терзающих ее чувств, освободиться от всего, что многие годы мучило и угнетало ее. И Зиберина могла ей это дать.
Она взяла с высокого столика хрустальный флакон с янтарной жидкостью и вытащила тонкую пробку. Сильный, резкий аромат мгновенно заполнил собой все пространство. Теперь уже не было шанса вернуть все назад, да он ей и не был нужен. Зиберина разжала искусанные, посиневшие губы тяжело и прерывисто дышащей девушки и капнула между ними несколько капель настоя. Слегка массируя горло, она заставила жидкость пройти в желудок. Через несколько мгновений кожа утратила нездоровую бледность и синеватый оттенок, показывая, что эликсир попал в кровь. На ее худые щеки вернулся свежий румянец, дыхание резко прервалось, чтобы затем зазвучать мерно и тихо. Тяжелое, пытающее беспамятство сменилось легким, дарующим покой сном.