— Тари, — снова испуганный голосок, — матушка нас точно накажет, ведь отца нет в поместье! — Меня дергают за руку. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к сестре.
Да, маркграф Неар Галлийский всегда защищал и в чем-то баловал своих девочек. Особенно меня. Но, со мной вообще отдельная история.
— Слушай, синичка, я тебе обещаю, что мы скоро будем на месте. А там я сама застираю твое платье, а пока оно будет сохнуть, мы может поплавать. Там вода, как молоко, что поутру приносит старушка Берта к нашему столу! Тебе точно понравится!
Я вижу, как моя сестренка закусывает губу, хмуря бровки и в упор глядит на меня, свою любимую и очень боевую сестру, одновременно борясь со страхом и терзаясь любопытством. Жду, потому-что знаю, Лина обязательно справится и мы продолжим путь. Она всегда справлялась. Такая слабенькая, болезненная, но стремящаяся подражать мне во всем.
Тем более риска тут в общем-то и нет. Единственное, что останавливает толпы желающих в любое время года искупаться в потрясающе красивой пещере — это незнание места входа в эту часть лабиринта. Это я в своем неуемном желании исследовать все и вся случайно наткнулась на узкую щель в основании холма в глубине старой рощи. Да ещё и прикрытую основательно разросшимся плющом. Если бы не мой любопытный нос, то эту часть пещер, наверное, никогда бы не нашли. Хотя и теперь о ней знаю только я и вот теперь сестра. Но она так плохо ориентируется, что сама вход вовек не разыщет.
Понтийские пещеры были огромны. Это сотни лье подземных коридоров, которые, наверное, до конца не исследовал никто. Они тянулись вдоль всего побережья и выходы из этих удивительных природных анфилад, могли находиться где угодно. Эти катакомбы с легкостью сумели бы скрыть целую армию, или уберечь от таковой все население Галийского графства. И говорят так и происходило уже не раз, если верить историческим хроникам. Я знала все основные входы и выходы, ведь являясь старшей наследницей рода, должна была с младых ногтей изучать такие вещи. Никому неизвестно когда придется принять правление и при каких обстоятельствах. Хвала Всеотцу, в Мелетии высшие рода передавали титулы старшему ребенку независимо от пола. Так вышло, что я первенец, а стало быть меня готовили к любым поворотам судьбы.
Если бы я знала бродя по этим удивительным червоточинам в глубине, каким совсем скоро может оказаться этот самый поворот…
Озеро нас встретило мягким свечением из глубины вод. Читала, что такое чудо происходит от того, что в воде полно удивительных маленьких светящихся рачков, да и водоросли на дне тоже излучали этот самый свет. В огромной пещере даже не требовался факел. Я с улыбкой смотрела на приоткрытый в удивлении ротик Лины.
Все таки утащить малявку от назойливой опеки нянек и матери была отличная идея. Если на меня все давно махнули рукой, зная что я никуда не денусь, то увести из дома сестру — это целая спланированная акция! Ведь надо же сочинить, кому чего соврать, чтобы каждый был спокоен и считал, что Лина в этот момент с другим. Теперь главное, чтобы все участники не встретились и моя хорошо продуманная операция не превратилась бы в последующий разгром с тяжелыми последствиями для моего тыла.
Но, сейчас нам было хорошо и беззаботно, а значит оно того стоило!
А потом были стирка платья и долгое купание до слабости в мышцах, с визгом, брызгами, и последующим лежанием на удивительно ровном берегу, распластанные, как морские звезды. А ещё вкусные булочки усыпанные орешками и пудрой с корицей, что я ловко извлекла, как базарный фигляр на свет из своей маленькой заплечной сумы. И фляжка с ягодным морсом, каторый так сочетался с этой одуряюще пахнувшей сдобой, испеченной этим утром заботливыми руками кухарки Потти и бессовестно утащенной мною.
Звонкий смех Лины и ее сияющие синие глаза, так похожие на мои по форме, но отличающиеся по цвету.
Последний день беззаботного детства. Последний … Потому-что вечером, когда мы с Линой счастливые, что никто нас не хватился и гроза прошла стороной вернулись в наше приморское поместье, первое что мы услышали, это истошный вой, выворачивающий внутренности своей болью.
Я смотрела на завывающую и корчащуюся прямо на полу, всегда такую сдержанную и аристократичную тану Шеану, графиню Галлийскую и не верила, что вижу свою мать. Лина бросилась к ней, судорожно вцепившись в ее плечи. Та прижала дрожащими руками сестру к себе, стискивая так, что побелели костяшки пальцев и мне показалось, что девочка просто задохнется. Женщина повернула ко мне искаженное лицо и на меня посмотрели глаза полыхающие ненавистью.
— Отродье ведьм! Почему ты не сдохла ещё в детстве! — она шипела, как змея, прожигая взглядом. — Это все твой проклятый отец, только из-за его защиты ты ещё жива! — выла та, что меня родила. — Моя девочка! Моя маленькая девочка! Она бы осталась жива, была бы ЕДИНСТВЕННОЙ! Её бы не забрали!
Шеана захлебывалась от истерики, а я в ужасе смотрела на нее, не в силах пошевелиться, лишь стискивая кулаки. Сердце сжималось от боли и холода застарелой обиды, что кристалликами льда царапала душу.
Нет, я никогда не питала иллюзий по поводу любви этой женщины ко мне, но все же… Графиня и благородная тана хоть и была всегда ледяной и черствой со своей старшей дочерью, но безупречно сдержанной. Воспитание аристократки не позволяло.
Будучи ещё ребенком, я не могла понять, за что она так со мной, ведь отец во мне души не чаял. Я, как все дети, тянулась к матери, любя и ища поддержки. Но, как бы я не старалась учиться и вести себя, как примерная дочь, получала в лучшем случае строгие отповеди. И отправлялась к нянькам. В слезах.
И только много позже, я узнала в чем же моя вина перед этим миром и моей мамой — истовой поборницей веры в Великого Отца, выросшей в семье фанатично преданной и кормящейся с рук самого Верховного прелата. Вот и Шеана была нетерпимой ко всему, что жрецы признавали противным вере. Она следовала устоям во всем, но слишком боялась опозорить свой род, чтобы выдать Храмовникам свою старшую дочь, в которой к ее ужасу и стыду, уже во младенчестве проснулась древняя кровь Галлийских — рода пришедшего когда-то на эти земли с далекого севера и несущего в себе корни связей с теми, о ком уже много лет никто не слышал. Кровь лесного народа, которому покровительствует та, чье имя давно под запретом в Мелетии и большинстве стран, до которых Храм дотянул свои руки. Та, чья сила питает саму землю, которой подвластны все твари лесов, озер и рек. И даже деревья и сама почва под ногами послушны Древнейшей!
Кровь, что не исчезает, а может нежданно возродиться в потомках и дающая редкие способности. И мне быстро пришлось узнать, как их скрывать ото всех, чтобы не навлечь беду. Только что это меняло, если в глазах собственной матери я ежедневно читала презрение.
Сейчас я стояла молча. Маленькая. Слишком маленькая для своих четырнадцати лет. Худенькая с огромными серыми глазами и туго заплетенными в косу темными голосами. Почти всегда одетая, как мальчик, потому-что папа зная мой неугомонный нрав воспитывал из меня истинную наследницу Галлийских, позволяя заниматься с оружием и тренировать тело. Моя кровь не позволяла мне болеть детскими хворями. Но и не спешила превращать из ребенка в девушку.
В моей юной, но вовсе не глупой головке складывались все детали этой совсем непривлекательной мозаики. И вот я уже начинала смутно понимать… Да просто все на самом деле. Вся эта истерика могла обозначать лишь одно — маркграфу Галлийскому не удалось договориться с Храмовниками о цене, чтобы те оставили Каталину в покое.
Потому-что это Мелетия! Огромное и мощное государство, держащее в страхе всех соседей и которым по сути управляет Верховный прелат и жрецы Храмовники. Здесь поклоняются только Великому Отцу-Солнцу, дарующему свет, ну и чтут святых, что также поклонялись Всеотцу.